ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Под вечер события этого дня обсуждались и в других семьях. Первым вернулся с работы бригадир строителей-монтажников Иннокентий Васильевич Красилин. Из кухни доносился визг и скрежет электрической дрели: там Федя сверлил стену, чтобы повесить шкаф для посуды. Нюра с матерью, Верой Семеновной, распаковывала в комнате чемоданы и узлы.
– Вера, ты где? – крикнул Иннокентий Васильевич из передней.
– Тут мы! – прокричала Вера Семеновна. – Федор, выключай свою адскую машину! Не слыхать ничего!
Вой дрели сатих. Красилин вошел в комнату.
– Ты обедать сейчас будешь или погодишь? – спросила его жена.
– Погожу маленько. Я вроде сытый, не знаю с чего.
– Тогда садись последние известия слушать.
Иннокентий Семенович сел на диван, а Вера Семеновна на стул перед ним.
– Какие, говоришь, известия?
– Федор, – крикнула Вера Семеновна, – иди покажись отцу, он, поди, соскучился по тебе!
Появился Федя и молча стал у дверного косяка. Нюра продолжала сидеть на полу перед чемоданом. На голом по пояс Феде были теперь старые брюки, закатанные до колен, его загорелые плечи припудрила известковая пыль. На Нюре было линялое платье, в котором она вчера разгружала вещи.
– Так какие, говоришь, новости? – повторил Красилин.
– С новосельем нас молодежь сегодня поздравила.
– Кого поздравила? – не понял Красилин-старший.
– Ну, нас с тобой, "кого, кого"! – И Вера Семеновна сузила, глядя на мужа, голубые глаза. Совсем как Нюра, когда она сердилась.
Иннокентий Васильевич нетерпеливо ерзнул на диване.
– Знаешь, мать... я, однако, с работы, мне сейчас неохота твои кроссворды разгадывать.
– С милицией их привели, наших родименьких, – отчеканила Вера Семеновна. – В домоуправление. А управдомша уж к нам зашла. Вот так-то!
Красилин пригладил светлые прядки волос, прикрывавшие лысину, посмотрел на сына, на дочь. Федя по-прежнему стоял у дверного косяка, заложив руки за спину, Нюра сидела перед чемоданом, держа отцовскую рубашку.
– А чего они? – спросил наконец Красилин.
– Вермут купили и угощали здешнюю компанию. С приездом, значит.
– Хулиганничали?
– Да нет вроде. Только пили. Вот Нюра говорит, хотели авторитет у москвичей завоевать. Чтобы все по-столичному у них было.
Нюра в сердцах бросила рубашку обратно в чемодан и хотела что-то возразить матери, но отец перебил ее. Он посмотрел на Федю.
– Много вас было?
– Значит... значит, их трое, ну и мы с Нюрой. – Федя собрался было упомянуть дядю Колю, но вовремя смекнул, что этого можно и не делать.
– А вина сколько? – спросил его отец.
– На нас... бутылка, значит.
– Ну, с бутылки на пятерых... тут пьяный не будешь, даже с непривычки, – пробормотал Красилин, и это взорвало его жену.
– Отец! Ды ты что мелешь-то?! Ты соображаешь, что говоришь?! "Пьяный не будешь"! Да хоть бы по наперстку выпили! Сегодня наперсток, завтра два, а дальше так и пойдет? Ты соображаешь, что они под влияние подпали?!
Нюра вскочила с пола.
– Чего под влияние, под какое еще влияние?! – раскричалась она. Отец! Ведь мамка тебе сама рассказывала, как Евлампия Андреевна опасалась: "Им, говорит, трудно адаптироваться будет..." А ведь Евлампия Андреевна еще какую правду сказала!
И Нюра выложила отцу все, о чем они с Федей часа два тому назад поведали матери: о вчерашнем разговоре с Матильдой с подробными характеристиками Оли и Миши, о сегодняшнем нападении "психованного" на Федю, и о том, как Федя стушевался и Нюре после этого пришло в голову купить бутылку, чтобы восстановить престиж Красилиных во дворе, и о том, как "психованная" на глазах у милиционера схватила бутылку и стала пить из нее, и о том, как "курчавый" ни с того ни с сего разбил фонарь. Вера Семеновна иногда прерывала дочь, но не для того, чтобы опровергнуть ее рассказ, а наоборот, чтобы дополнить его.
– Во, во! – сказала она. – Я как-то подошла к окну, гляжу, а на Федора нашего какой-то так и наскакивает, так и наскакивает... Сам росточком... Федьке, может, до подбородка будет, да и весь какой-то... соплей перешибешь, а он на Федора этак петухом, петухом, петухом!.. Уж чего он там Федору говорил, я не слышала, окошко закрытое было, только Нюра вот говорит, Федька стушевался.
– Ну и слава богу, что он стушевался! – перебил Веру Семеновну муж. – Кабы он не стушевался, что бы от того петуха осталось? Хлебнули бы мы теперь!
Тут Федя наконец придумал, как объяснить свое поведение:
– Я не стушевался, а это... ну, сдержанность проявил.
– Во! Правильно! – похвалил его отец. – И дальше проявляй. Сам знаешь: ты своей силы рассчитать не умеешь.
Разговор продолжался долго. Вера Семеновна боялась, что, подражая "этим столичным", ее дети могут хватить через край и, по ее выражению, "совсем с катушек сойти". Ее муж был настроен более оптимистично.
– Мать! Ну, ты вот прикинь: и с твоей и с моей стороны у них кровь-то... генетика, по-теперешнему, нормальная. Ведь ни в твоем роду, ни в моем никаких алкоголиков и других каких-нибудь таких не было. Чего ж ты боишься, что наши разом возьмут да и свихнутся?