Лена подала ему список. Протерев стеклышки пенсне белым платком и ловко кинув их на переносицу, Тимофей Евстигнеевич стал вызывать учеников.
На нашей парте первым поднялся Никита, взглянул на учителя сквозь лукавый прищур и глубоко вздохнул.
— Садись, тебя я знаю.
Санька стоял ссутулившись, от смущения настойчиво приглаживая черный жесткий ежик волос. Учитель улыбнулся ему и кивком головы разрешил сесть.
В меня Тимофей Евстигнеевич вглядывался почему-то долго и пристально.
— Так-с, — неопределенно протянул он. — Так-с… Причесаться надо. Садись. Ну-с, примемся за образование, — сказал учитель, когда перекличка была окончена.
Он прошелся между партами с загадочным выражением лица.
— Жизнь ваша, мои юные друзья, лежит перед вами, как первая пороша — чистая и ровная… Прошел по ней — след оставил, другие пройдут — тропинки протопчут, дороги, тракты проложат. Иначе нам жить нельзя. Народ мы большой, могучий, дорог надо множество. А проложить их могут только люди сильные, люди бесстрашные, люди знающие! Так что приготовьтесь, друзья мои, к большому походу за знаниями — он будет нелегок, но радостен. — Учитель остановился у стола, заложил руку за пройму жилета. — Если бы все знания, накопленные людьми за долгие годы жизни, поместились в одной такой книжке… — он, не глядя, протянул руку за спину, взял со стола книгу, подняв над головой, подержал ее и так же, не глядя, положил на место… — мы бы просто выучили ее наизусть строку за строкой. А то ведь вы наследники многих сотен, тысяч книг.
Учитель отошел от стола, снял пенсне, повертел его в руках и, близоруко щурясь, вновь прошелся между рядами парт до стены, безмолвный и сосредоточенный. Три десятка пар юных глаз с жадным вниманием следили за каждым его шагом.
— Ну-с, вы узнаете, — продолжал учитель взволнованно и сдержанно, — как на протяжении столетий лучшие люди отдавали свои жизни борьбе за свободу и счастье народа. Эта борьба со злом и мраком была жестокой и страшной: смельчаков изгоняли из пределов родины, заковывали в цепи, бросали в подземелья, заживо сжигали на кострах. Но ничто — слышите! — ничто, никакие пытки не смогли устрашить героев! Погибал один — на его место вставали десятки. Погибали десятки — под их знамена вставали сотни, тысячи…
Голос Тимофея Евстигнеевича вдохновенно звенел, и мы, присмирев, слушали его, как завороженные.
— Вы узнаете о том, как горсточка отважных русских людей в студеное декабрьское утро вышла на скованную льдом Сенатскую площадь в Петербурге, чтобы бросить вызов жесточайшему жандармскому режиму. Вы узнаете о великих сынах родины, для которых свобода отечества была дороже собственной жизни, — о Белинском, Герцене, Чернышевском, Добролюбове и многих, многих других. Их жизнь явится для вас великим примером для подражания.
Тимофей Евстигнеевич быстро вынул платок и приложил его к влажному лбу.
— Вы узнаете о жизни наших любимых вождей, о величайшем подвиге их во имя счастья нашего народа, во имя счастья человечества. Партия большевиков, которую они создали в битвах с царским самодержавием, возглавила широчайшее движение масс, провела народ сквозь огонь трех революций… И вот ваша самостоятельная жизнь и учеба начинаются при самом справедливом и разумном социальном строе — при социализме. Ну-с, и я, старый учитель, завидую вам и вашему замечательному будущему! Помните: все для вас! Строители возводят дворцы культуры, клубы, университеты, школы, чтобы вы могли в них набираться знаний. Садовники разбивают сады, парки, цветники — отдыхайте! Лучшие люди будут учить вас красоте и мудрости жизни, опытные мастера обучат замечательным профессиям…
В эту минуту голос учителя был особенно мягок и сердечен. Глубоко вздохнув, Тимофей Евстигнеевич признался тихо и растроганно:
— Я уже старый человек, мои дорогие друзья, у меня ничего не осталось, кроме вас и вашей учебы. И счастье мое только в том и есть, что все мои знания я отдаю вам. — Он вдруг круто и легко повернулся на носках, вскинул бородку торчком и улыбнулся. — Ну-с, я знаю, что вы будете шалить на моих уроках, шуточки разные писать, эпиграммы, прозвище мне, наверное, придумаете… Но я не обижусь. Нет! Но только учитесь, знайте! Вы должны многое знать. Пожалуйста, больше знайте.
Я был охвачен внезапным порывом нежности и преданности к этому человеку. Что-то неосознанное, беспокойно-волнующее таилось в его словах, как в последних наставлениях моего отца.