паспортистки стало известно, что она на восемь лет старше
Бекишева. По этому поводу возникли разговоры и споры.
Одни находили, что нехорошо, когда жена старше мужа.
Другие считали, что для любви паспортные данные
безразличны. Некоторые девушки высказались в том смысле, что
только молоденьких можно любить и только молоденькие
должны выходить замуж, а пожилая женщина должна
знать свое место. Пожилые возражали: еще что!.. Те же
девушки, когда стало известно, что жена Бекишева была
на фронте медсестрой, сочинили трогательную историю:
эта женщина спасла Бекишеву жизнь, он на ней женился
из благодарности. Так им этот брак казался понятнее, и
они примирились с ним.
Было замечено, что Бекишев с женой живут дружно,
всегда вместе бывают в кино, и когда идут вдвоем по
\лице, то она что-то ему рассказывает, смеясь и на ходу
заправляя под меховую шапочку свои пышные волосы, а
он слушает с улыбкой, и глаза у него блестят
по-особенному. Она поступила в городскую поликлинику и через
день ходила на дежурства, а в свободные дни стирала
белье, мыла пол в своей квартире, шила и стряпала —
работала не покладая рук. Это расположило к ней
поселковых женщин, они стали проведывать ее и заводить с нею
сердечные женские беседы. Но когда приходил Бекишев,
то гости уходили, потому что он садился заниматься: на
столе у него стопками лежали тетради и книги, и все
знали, что он заочный студент.
«Он средних способностей человек, — думал о нем Коро-
стелев, — звезд с неба не хватает, все ему трудом дается,
как и мне. Вон как живет: в шесть утра уже на ферме, а
уходит позже всех. И еще зачеты сдает. Работяга, и
честный, и толковый, очень нам подходящ в нашем деле», Себя
Коростелев тоже считал заурядным человеком, но это его
не огорчало: он был уверен, что при большом желании,
напрягши силы, человек самых средних способностей
может добиться чего угодно.
— Вы домой? — спросил Бекишев.
— Да.
— JI вас (немного провожу.
Он nonieii радом. Коростелев посмотрел на него искоса,
сверху вниз, — Бекишев был ростом ниже.
— Ну, вот что, — сказал Коростелев, — если у вас есть
что сказать по данному поводу, то я ©ас слушаю.
Бекишев взглянул серьезно.
— Я не понимаю вашей иронии.
— Я без иронии. И заранее знаю, что вы скажете.
— Я не собирался говорить вообще. Я думал — вы мне
скажете.
— Что скажу?
— За сегодняшний день не меньше двух десятков
человек подошли ко мне и спросили — куда увезли телку.
— Контроль?
— Да, если хотите — да. Коллективный контроль.
— Где же тогда начинается единоначалие?
— Единоначалие в том, что коллектив выполняет ваши
распоряжения, направленные к укреплению предприятия
и к выполнению общенародной задачи.
— Я делаю то, что подсказывает мне моя партийная
совесть.
— Не думаю, что ваша совесть сейчас вполне чиста.
Бекишев говорил очень спокойно, Коростелев — горя-
чась и сдерживая гнев.
— Что же вы предлагаете? Конкретно. Затребовать
телку обратно?
— Нет. Я думаю, это была бы вторая ошибка. Я бы
выступил перед рабочими и честно сознался в ошибке.
Чтобы они поняли, что ошибка произошла Ът... порыва, что ли,
от желания помочь. Это признание повысило бы сихмпатии
к вам и укрепило веру в вас.
— Если директор полностью несет ответственность за
предприятие, — может он управлять так, чтобы нигде, ни
в чем не проявилась его личная воля?
— Этого я не знаю. Никогда не был директором.
Думаю, что для коммуниста на первом месте долг,, а уже па
втором — его личная воля. Без этого ничего не было бы.
И партии не было бы.
— Партия — это добровольное объединение многих
воль во имя единой цели.
— И добровольное подчинение этих многих воль
единому партийному долгу.
Бекишев говорил убежденно. Глаза его заблестели,
лицо стало почти вдохновенным. «Ого! — подумал Коросте-
лев. — В тебе, оказывается, вон какой огонь!»
— Большой у нас с вами разговор получился, — сказал
Коростелев, — да по»вод для него больно мелкий. Не будем
поднимать эту телку на принципиальную высоту.
Бекишев улыбнулся.
— Сама по себе телка как телка, конечно, не стоит того,
чтобы поднимать ее на принципиальную высоту. Почему
волнуются люди? Потому чго речь идет о ценностях,
доверенных нашему коллективу.
Коросгелев остановился и взял Бекишева за плечи.
— Умный человек, — проще, проще. Речь идет именно
о телке. О представительнице зоологического мира,
понимаете? Четыре ноги и один хвост. Мы получили за нее
ровно столько рублей, сколько она стоит. Вчера в совхозе
родилось семнадцать телят, сегодня восемь. Всё. Вопрос
исчерпан. Честное слово, я спешу. Я эту ночь глаз не
сомкнул.
Он решительно попрощался с Бекишевым и направился
домой.
Тося Алмазова не вышла-таки сегодня на работу. Если
и завтра не выйдет — он отдаст ее под суд. Скоро все
сядут ему на голову. Время показать, что такое директор.
В ежовые рукавицы... А что касается телки, то о ней
поговорят и забудут. Подумаешь — злоба дня...
В кухне ждала его мать. Она только что пришла и
сидела на лавке в платке и ватнике, сложивши руки, как в
гостях. Он молча повесил шинель на гвоздь. Сейчас и
мать выскажется.
.— Так и будем теперь хозяйствовать?— спросила она.—
Что имеем, по людям раздадим, совхоз развалим?
Может, и Бральянтовую присватал кому, желающие
найдутся...
— Мама, спать хочу! — сказал Коростелев. —
Самокритику выдавайте на собрании.— И заперся в своей
комнате.
— Иннокентий Владимирович, — спросил он на другой
день, — вы отправили документы в Белоруссию?
— Нет, — ответил Иконников, — не отправил.
— Долго тянете. Надо отправить.
Иконников придвинул листок бумаги.
— Будьте добры, напишите распоряжение.
— Вам устного недостаточно?
— Слишком ответственно, Дмитрий Корнеевич. Без
письменного распоряжения не могу.
Коростелев взял перо и написал размашисто: «Тов.
Иконникову. Срочно. Перешлите документы телки «Аспа-
зия» в колхоз имени Сталина, БССР, как новому
владельцу. Адресовать на имя председателя тов. Гребки.
Коростелев».
— Укажите, пожалуйста, точно: область, район.
— Я же вам дал адрес.
— Здесь, здесь укажите.
Иконников проводил директора озабоченным взглядом.
Кто его знает, этого Гречку, может, он от министра
имеет разрешение. Уж наверно имеет какое-нибудь
разрешение, если отпустили ему телку, не обращаясь к
тресту. Не послать бумаги — могут выйти неприятности...
А если все-таки разрешения нет? Если директор
распорядился самовластно?
Ответственность, ответственность, всюду
ответственность. Никуда не уйти от нее. Сколько раз ему грозила
опасность быть назначенным на директорское место.
Директорское! Это же такая ответственность! Во время
войны, казалось, уже не отговориться, не вывернуться; уже
и броню ему исхлопотал трест, намереваясь посадить
директором в «Ясный берег». Выручила военная
конъюнктура: пригнали коров, вывезенных из Ленинградской
области; приехал директор эвакуированного совхоза,
властный старичок, который ни за что не хотел расстаться со
своей ответственной должностью. К взаимному
удовольствию, старичка оставили директором, а Иконникова
старшим зоотехником. Директор сначала относился к нему
настороженно, а потом убедился, что Иконников не
зарится на его место, и стал относиться вполне благосклонно...