Долл задумалась на мгновение, затем кивнула.
– С деньгами не будет проблем, Моэ, – сказала она. – Ты должен выглядеть перед Большим Джимом в самом наилучшем свете. – Она пошарила у себя под подушкой и вытащила сумочку из крокодиловой кожи, оставшуюся, видимо, еще с лучших времен. Открыв ее, Долл вытащила конверт и протянула его Моэ. – Воспользуйся этим. Купи себе хороший костюм. Купи также пижаму, туфли и пару рубашек. Сложишь в приличный чемодан. Большой Джим всегда замечал даже такие мелочи.
Моэ открыл конверт. Его глаза заблестели, когда он увидел внутри десять билетов по сто долларов.
– Бог мой, мама! Откуда это у тебя?
Долл улыбнулась.
– Держала на крайний случай. Теперь деньги твои. Трать бережно: больше у меня ничего нет.
– Но они нужны тебе, мама! – Моэ, словно загипнотизированный, смотрел на деньги. – Я не могу их взять. Тебе понадобится каждый цент, когда встанешь на ноги.
Долл сжала его руку. Боль вновь нахлынула… и некоторое время Долл молчала. Наконец, вздохнула:
– У тебя же будет четверть миллиона, милый! Сочтемся как-нибудь. Главное – не упусти Джима.
Моэ взял деньги.
Он вернулся в ресторан и сказал Франчиолли, что уходит. Тот равнодушно пожал плечами: официанта найти нетрудно. Они не пожали друг другу руки при расставании, и это Моэ расстроило: в последние дни Моэ часто расстраивался; наверное, старел и становился сентиментальным.
Он потратил всю среду, покупая вещи, в которых нуждался. Затем вернулся в свою убогую комнатушку и сложил вещи в скрипящий ремнями кожаный чемодан, переоделся в новый костюм. Подстригся, сделал маникюр и, посмотрев в зеркало, едва узнал в солидном человеке себя.
Взяв чемодан, он направился в госпиталь, а по дороге купил традиционный букетик. Дежурная сестра сказала ему, что мать сегодня не принимает посетителей: у нее сильные боли. Будет лучшим не беспокоить старую женщину.
Моэ с тревогой глянул на медсестру и почуял неладное.
– Надеюсь, ничего страшного?
– Нет, нет! Просто она не очень хорошо себя чувствует, просила никого не впускать. Возможно, завтра ей будет лучше.
Кивнув, медсестра ушла – у нее были свои обязанности.
Моэ заколебался, но потом медленно двинулся к выходу. Оказавшись на улице, он вдруг сообразил, что до сих пор держит в руке букетик фиалок. Подошел к цветочнице и вернул ей букетик.
– Мама неважно себя чувствует. Возьмите цветы. Завтра я подарю ей другие фиалки…
Вернувшись домой, он сел на постель и закрыл лицо руками. На улице быстро темнело. Моэ давно забыл молитвы, но добросовестно пытался вспомнить хотя бы одну. Он повторял и повторял, как заведенный:
– Святой Иисус, позаботься о моей матери. Заботься о ней: будь с ней все время рядом. Я надеюсь на тебя.
Когда радиоприемник этажом ниже вновь начал изрыгать бешеный джаз, он вышел из квартиры и, перейдя улицу, позвонил в госпиталь из будки телефона-автомата.
Женский голос сказал, что его матери до сих пор плохо. «Врач? Нет, уже поздний час, и врача в настоящий момент нет».
Остаток вечера Моэ провел в баре. Он выпил две бутылки кьянти и, когда наконец вернулся домой, был уже прилично пьян.
ГЛАВА 3
В четверг утром Крамер завтракал, с аппетитом поедая яичницу с ветчиной; Элен, которая никогда не завтракала, делала ему кофе. Крамер небрежно сказал:
– Цегетти прилетает сегодня утром. Я пригласил его на ланч.
Элен прекратила возню с кофе и с недоумением взглянула на мужа.
– Кто?
– Моэ Цегетти. Ты же помнишь его, не так ли?
Крамер даже не смотрел в ее сторону. Он взял тост и начал старательно намазывать его маслом.
– Ты хочешь сказать – этот мерзавец? Он же сидел в тюрьме, не так ли?
– Моэ вышел два года назад, – тихо сказал Крамер. – Завязал. Сейчас это вполне респектабельный джентльмен.
Элен резко села. Ее лицо побледнело.
– Чего он хочет?
– Ничего. У него собственное дело, – Крамер придвинул чашку с кофе к себе. – Он звонил мне вчера: прилетает в Парадиз-Сити по делам. Вспомнив, что я здесь живу, решил повидать меня. Будь с ним мила.
– Он негодяй! – Элен была непреклонной. – Джим! Ты же обещал не связываться с этими… людьми. Вспомни свое положение! Предположим, кто-нибудь узнает, что бывший преступник звонил тебе?
Крамер с трудом сдерживал раздражение.
– Не волнуйся, Элен. Это мой старый друг. То, что он был в тюрьме, ровным счетом ничего не значит. Ну, зайдет на часок… Я же сказал тебе… он приезжает по делам.