– Доброе утро, – потягиваясь, поздоровался он.
– Доброе, – я улыбнулась. – Завтрак почти готов.
– Уже лечу.
Он бегом помчался к реке, поплескался там и вернулся к костру. Я протянула ему палочку с нанизанной колбасой, хлебом и кусочком сала.
– Необычно, – заметил он, опуская импровизированный шампурик в огонь.
Сало заскворчало, жир быстро пропитал мягкий хлеб. Марфелос с аппетитом умял свой бутерброд и облизал пальцы.
– Очень вкусно, – похвалили он. – Как я раньше не додумался так делать!
Я довольно усмехнулась, дожевывая, и потянулась к котелку.
– Давай лучше я, – остановил меня Марфелос, перехватывая руку.
– Ладно.
Я медленно опустилась на бревно, он неохотно выпустил мою кисть из пальцев, поддел рукава куртки и снял котелок с огня.
После завтрака Марфелос вытащил из седельной сумки перо, кусок пергамента и чернильницу.
– Да твою-то мать, – раздраженно прорычал он, отряхиваясь от чернил. – Ну, хоть осталось что-то.
Он присел на бревно, положил пергамент на колени и, обмакнув перо в чернильницу, начал писать. Буквы он выводил медленно и старательно, изредка шепотом ругаясь себе под нос. Наконец, исписав лист наполовину, он с облегчением выдохнул и замахал письмом.
– Что ты делаешь? – я недоуменно приподняла брови.
– Сушу. А то чернила размажутся все, – не останавливаясь, пояснил он.
Я вытащила из палатки все вещи и медленно обошла ее по кругу, размышляя, как ее собрать. Сообразив, я вытащила кривые деревянные колышки и полезла под мокрый тент.
– Палки не трогай, – не отрываясь от письма, крикнул мне Марфелос. – Я их каждых раз на месте вырубаю, колышки только собери.
Я разложила тент на солнце, чтоб подсох, оседлала и навьючила лошадей.
– Держи, – он протянул мне сложенный вчетверо листок. – Покажешь Рушелю, скажешь, что от Марфелоса Фаленгросса, он поймет.
– Поняла, – кивнула я и спрятала письмо во внутренний карман куртки.
– Вот и молодец. Ничего не бойся, у тебя задатки настоящего бойца, Рушель это сразу приметит и, поверь, не позволит им пропасть. Даже если у тебя не получится вернуться, хотя бы научишься за себя постоять.
Я опустила глаза и сглотнула, в горле застрял комок из страха и отчаяния.
– Не печалься так, – Марфелос ласково погладил меня по волосам и чуть приподнял лицо за подбородок. – Сама же понимаешь прекрасно, что все не так просто.
– Понимаю, – неожиданно севшим голосом, ответила я. – Ты прав.
Он еще раз улыбнулся и затоптал костер. Я взобралась в седло и с тоской осмотрела уютную полянку. Курился дымок над затухшим костром, рядом ровным прямоугольником выделялась площадка под палаткой. Марфелос тронул коня и поскакал рысью к мосту.
Мы перешли на другой берег и галопом понеслись по степи. К часам четырем вечера на горизонте появились первые башни, увенчанные яркими сине-красными флагами. Людей на дороге прибавилось: рысили одинокие всадники, чинно катились нагруженные телеги с едой, тканями и еще бог весть чем. В груди тоскливо защемило. Я бросила взгляд на мартиандра, он тоже посмурнел, грозно сведя брови к переносице. Я тяжело вздохнула и проводила взглядом отряд всадников в темно-синих плащах.
Город-крепость Торленс навис над головой, как гигантская гильотина, закрыв собой солнце. Я передернула плечами и чуть сгорбилась. Мы встали в очередь к воротам за скромной телегой, набитой хламом.
– Держись ближе, не отставай, – бросил Марфелос. – У тебя документы есть?
– Есть, кажется.
Я отклонилась в седле назад, изогнулась и, порывшись, в сумке достала помятую грамоту.
– Сойдет, – пробежавшись по тексту глазами, сказал он.
– Интересно, а если б у меня не было документов, чтоб ты делал? – с вывозом скрестила руки я.
– Сказал бы подготовить деньги, – невозмутимо парировал он и насмешливо улыбнулся.