— Эй, там… ты кто?
Снова хрустнула ветка. Кто-то эхом повторил:
— Ты кто?
Девушка села на своем берегу ручейка, на припеке. Подозрительно спросила:
— Яст, твои шуточки? Уже не смешно.
Из еловых веток высунулась рыжая собачья морда, втянула воздух.
Янка облегченно вздохнула.
— Иди сюда, псина. Ты чей такой?
Собака оказалась большой деревенской дворнягой. Несмело вильнув хвостом пару раз, опустив низко морду, она перешла ручей по жердочке и остановилась в двух шагах.
— Бутерброд будешь?
Пасть чуть приоткрылась, показался широкий розовый язык. В желтых глазах засветились лампочки надежды.
— На!
Но собака опасалась подходить близко. Так и стояла, уставившись исподлобья на благодетельницу. Пришлось кинуть угощение. Остатки бутерброда мгновенно пропали в собачьей пасти.
— Ну, что смотришь! Больше ничего нет… эй, ты куда?
Псина даже обернулась посмотреть, идет ли за ней дарительница вкусной еды, или осталась сидеть, где сидела. Дарительница шла.
Собака вывела Янку на узкую тропинку. Возможно даже, звериную. Вильнула хвостом и скрылась в кустах. Девушка из любопытства заглянула в те кусты — вода там стояла. Темные весенние бочаги. И никаких собачьих следов. Пожала плечами — яст!
Тропка вывела к замшелым камням, над которыми высился нешуточный песчаный обрыв.
Так вот я где, обрадовалась Янка. Обрыв хорошо виден с железки и еще с того места на реке, где деревенские обычно купаются.
Стало настолько тепло, что Янка скинула куртку, завязала ее на бедрах, чтобы не потерять.
Под камнями цвела сон-трава. Синие бархатные цветы казались вспышками странного пламени. Не отсюда они были. Из иного какого-то, более яркого мира.
— Спасибо, — шепнула она ясту.
Присела у камня. Он был теплый, покрытый трещинами и тем особым, темно-зеленым мхом, который живет только на очень старых камнях.
Стихли все ветры, замолчали все звуки.
Ну, хотела, красавица, аленький цветочек? Сорвешь?
Все-то у тебя не так. Даже волшебство другого цвета.
Накатило одиночество. Вдруг, ниоткуда: много, много лет одиночества. Не с кем поговорить, некому помочь. Не для кого жить…
Синее глубокое небо. Апрельское, живое. Яст, ну что ты! Не грусти, я же здесь…
— Ну давай, пробормотала она, доиграем сказку до конца. Я буду — молодая дочь купецкая, а ты… ну, ты сам понял. Хочешь?
Немного теплого ветра по волосам. Бабочка-капустница — желтый огонек. Снова можно дышать. Янка раньше не знала, что бывает такое одиночество. Все беды ее стали казаться мелкими и пустыми.
— Яст, ну, там по тексту… я должна просить тебя показаться. Хоть на минутку. Чтобы не с пустотой разговаривать. "Не испугаюсь я виду твоего безобразного…" как-то так. Покажешься? Или нужно сначала цветочек сорвать? Так это я мигом…
Сзади кто-то засмеялся. Янка обернулась.
Она бы не удивилась, если б там и вправду стояло аксаковское чудище. Как в мультфильме — лохматое, с большими печальными глазами.
Но реальность оказалась прозой: парень был, пожалуй, лишь чуть старше, чем она сама. Темные волосы коротко стрижены, на носу ссадина. А глаза красивые, черные. Кого-то он ей сразу напомнил. Вот только кого?
Янка ошалело спросила:
— Ты кто?
Он ответил эхом:
— Кто?
— Ты Яст?
— Яст?
Яст, он это ты? Почему так все странно? Я думала, что придумала тебя, чтобы было не так тоскливо. Я ведь на самом деле никогда не бывала одинока… я… это розыгрыш, да?
Парень нахмурился. Провел ладонями по лицу. Янка чувствовала — ему плохо. Ему странно и страшно, и виной — она. Ее недоверие. Неверие. Игра.
Может, она и впрямь заигралась, может, пора домой?
Отвернулся, пошел от камней в сторону елок. Солнце забежало за тучу: а в собаку ты поверила. И в следы…
— Эй, погоди!
Если он сейчас уйдет в ельник, там она уже никого не найдет. Так всегда бывает: Яст просто не знает, что такое вторая попытка. Его загадки нужно разгадывать сразу…
Догнала, схватила за руку. Мельком отметила, что у него такая же куртка, как у нее. Под пальцами зашуршала материя — подкупающе настоящая.
— Извини. Я удивилась, вот и…
— Извини? Я удивилась?
— Я поняла. Ты учишься говорить, да? Давай, я помогу. Смотри — это елка…
Каждый день — взахлеб. Парень и был Ястом и не был. Янке оказалось совсем неважно, откуда он взялся. Он с ней разговаривал. Он ее слушал, у нее учился. И апрельская синева больше не давила на сердце тоской по невозможному. Янке нравилось рассказывать. Она много знала о том, что растет в лесу, и что живет в лесу.