- Я не буду бояться, если ты меня не оставишь. Оставайся рядом и не рискуй, - взмолилась она.
- Обещаю, что никогда не оставлю тебя, Макушла. Я должен доставить оружие О'Нилу... Я должен потребовать от тебя клятву о сохранении тайны.
Он крепче ухватился за нее и явно порывался встать; ей пришлось прибегнуть к спасительной лжи.
- Клянусь, любимый, ты можешь доверить мне свою жизнь... Я буду свято хранить твои тайны.
- Какое это счастье - знать, что я могу поделиться своими мыслями.., с кем-то... с кем-то, кому я доверяю... Раньше не было никого... Я отдаю свою жизнь в твои руки без тени сомнения... Но есть и другие.., ты должна поклясться, что не предашь и их... О'Нил...
Фицджеральд.
Она не намерена была приносить такую клятву: О'Нила она возненавидела всей силой души.
- Фицджеральд - это кто?
Его голос упал до прерывистого шепота:
- Фицджеральд.., это Барон.., он сын великого графа Десмонда... Я бастард, а он... он законный сын графа. Никто не знает, что он жив.., никто не должен узнать... Ему вынесен приговор... Я читал:
"...к четвертованию: после того как тебя протащат на доске по городским улицам до места свершения казни, тебе отсекут руки и ноги и у живого вскроют грудь и живот; засим у тебя вырвут сердце и кишки, а твои сокровенные органы будут отрезаны и брошены в огонь перед твоими мертвыми глазами; засим голова будет отсечена от тела, каковое будет разрублено на четыре части, каковые будут выставлены напоказ у городских ворот с соизволения королевы..." и ей на радость!..
- Ш-ш-ш, ш-ш-ш, милорд, умоляю вас!..
Сабби готова была проклинать свое любопытство: дернул же ее черт расспрашивать Шейна и тем довести его до такого бреда.
Теперь ей было известно, какие ужасы ожидают его, если дознаются, что он государственный изменник, да и ее, может быть, тоже, потому что она его жена. Все приносится в жертву.., на радость королеве, злобно подумала она.
- Тише, тише, милорд, - приговаривала она.
- Мне нужно выговориться, моя дорогая.
- Тогда говори о более приятных вещах.
Расскажи мне о своем детстве.
Он глухо и безрадостно засмеялся:
- Мать отослала меня к О'Нилу в то лето, когда мне исполнилось десять. Он брал меня с собой в набеги.., не считал меня мужчиной, пока я не омочил свою шпагу в английской крови. Я навидался таких жестокостей.., никогда не смогу об этом забыть... Англичане перебили половину Мюнстера.., детей, грудных младенцев.., женщин... Когда мне было четырнадцать, нам пришлось пройти через целых три селения, где все жители, от мала до велика, были изрублены и сожжены. В отместку той же ночью мы напали на дублинский гарнизон.
Убили всех офицеров.
- Шейн, остановись! - приказала она столь повелительным тоном, что сумела добиться своего: к ее великому облегчению, его разорванные мысли вновь обратились к мореплаванию:
- Я люблю море.., такое чистое.., такое свободное.., в нем я нахожу спасение.
- Спасение? От О'Нила? Тогда почему же ты еще помогаешь ему? Ты никогда от него не освободишься!
- Потому что я его люблю.., и ненавижу...
Можешь ты понять такое? - бормотал он.
Сабби понимала; слишком хорошо понимала. Это в точности относилось к тем чувствам, которые она питала к человеку по имени Шейн Хокхерст-О'Нил. Она любила его и ненавидела.
Она возблагодарила небеса, когда вернулся Барон с очередным полным кубком. Накинув халат, она зажгла еще несколько свечей.
- Он бредит.., и - посмотрите - перевязка промокла насквозь. Боюсь, ему стало хуже!
- Нет, - возразил он спокойно. - Из раны должен выйти яд. Тогда он пойдет на поправку.