Сабби откинула с головы меховой капюшон.
- Она принадлежит к числу ваших завоеваний, милорд? - спросила она, чувствуя, как вспыхивает в ней ревность.
- Нет, хотя она достаточно хороша, чтобы вызвать ревность королевы. Франсес Уолсингэм - дочь могущественного министра. Ты достаточно хорошо осведомлена о моих делах, Сабби, и понимаешь, что он мне враг и источник постоянной угрозы. Если я сумею оказать Франсес какую-либо услугу, это может впоследствии принести свои плоды. Если мы сейчас поддержим и утешим ее - сейчас, в дни беды, - возможно, она когда-нибудь отплатит мне той же монетой. - Он погладил ее по щеке загрубелой рукой. - Если я оставлю тебя здесь, внизу, в одиночестве, ты не будешь бояться?
- Я не боюсь ни человека, ни зверя, - похвасталась она.
Он засмеялся и взглянул ей в глаза.
- Мы это проверим, когда я вернусь, моя дикая кошка.
Он отсутствовал около часа, и для Сабби, впервые пересекающей коварное Северное море, этот час тянулся бесконечно. Она распаковала свои теплые вещи и обследовала каюту.
Каюта была обшита строгими панелями из атласного дерева; меблировка состояла из стола и поворотных кресел. Койка была намертво прикреплена к стене, и ширина у нее была такая, что двое могли бы в ней разместиться, только тесно прижавшись друг к другу. Толстый турецкий ковер с красно-синим узором помогал сохранять тепло; медные фонари покачивались на кольцах, также прикрепленных к стене. Карты и навигационные инструменты заполняли ящики стола, а в одном из углов Сабби приметила большой железный сейф.
В массивном дубовом комоде хранились толстые теплые одеяла и меховые покрывала, а в шкафу из атласного дерева - множество комплектов сухой одежды для капитана.
Когда Шейн вошел в каюту, оказалось, что он промок до костей. Он не стал изменять своей укоренившейся привычке - немедленно сбрасывать с себя все промокшее платье, прежде чем оно успеет оставить мокрые пятна по всей каюте. Сабби наблюдала, как он быстрыми и сильными движениями обтирает грудь полотенцем, и, не в силах сопротивляться искушению, взяла другое полотенце и начала растирать ему спину.
Вначале у него зуб на зуб не попадал от холода, и все же, на удивление быстро, растирание помогло ему согреться. Он попытался было заключить Сабби в объятия, но она воспротивилась этому.
- Сначала дай мне посмотреть на твою рану, - мягко попросила она.
Он послушно поднял руку, но, услышав, как тихонько ахнула Сабби, немедленно опустил ее.
- Дай посмотреть, - настаивала она.
- Ну нет, это слишком уродливая штука, чтобы показывать ее даме с тонкими чувствами. Тебе будет противно.
- Твое тело для меня - радость и чудо, - возразила она.
Ее пальцы пробежали вдоль его ключицы, через выступающие бугры мышц плеча - и вниз, к лопатке, где буйствовал дракон. От прикосновения Сабби Шейна кидало в дрожь; он изнемогал от желания заняться с ней любовью. Она подняла его руку, и на сей раз он не противился. Шрам был багрово-красным и покрытым морщинами.
- Шрам у тебя так и останется на всю жизнь. Надо нам было как-то стянуть края раны, - сказала она с сожалением.
Он покачал головой.
- Барон - опытный лекарь. Он оставил рану открытой специально, чтобы вышел весь яд.
То, что последовало за этим, ошеломило и потрясло его: сколь это ни было невероятным, она прижалась губами к ужасному шраму и осыпала его поцелуями.
- Проклятье, что за бесовские проделки ты себе позволяешь! - ахнул он, когда волна страсти прокатилась по его телу.
Она улыбнулась ему и прошептала:
- Ну что вы, милорд, это же вы сами открыли мне, каким образом язык может послужить любовному таинству.
- Хорошо, что я, а не кто-то другой, - хрипло проговорил он; его уверенные пальцы уже точными движениями расстегивали на ней платье. Когда она была полностью раздета, он высоко поднял ее на руках, а потом стал медленно опускать, так что их тела все время соприкасались, - и опускал до тех пор, пока его могучее орудие не скользнуло, как в ножны, в ее горячий тугой центр. Ладонями он прижал к себе округлости ее бедер и так, не разъединяясь с ней, донес ее до высокой постели.