Именно в тот момент, когда его жизнь предстала перед ним в форме странного, маленького предмета, угрожающе бессмысленного, а всякое представление о времени и пространстве исчезло и он уже не был уверен, жил ли вообще, и покидал ли когда-либо это место, и мог ли избегнуть непреодолимого наваждения, не простиралось ли оно над ним вечно, — тогда-то он и освободился ото всех чудовищных тягот существования.
Он тихонечко клонился на бок, один глаз у него закрылся, другой неестественно расширился, из носа текла черная струйка, блестевшая в лунных лучах. Он еще ловил воздух ртом, открывая и закрывая его, словно лягушка на поверхности пруда перед наступлением грозы.
11
На рассвете следующего дня Деспек был разбужен глухим топтанием, которое сотрясало почву у него под окном; услышав ржание, он поднялся. То была лошадь с болтающимся между ногами поводом; несомненно, она сбежала, но раз она так быстро нашла свою конюшню, значит, вернулась не издалека. «Не дальше, чем от поворота», — подумал Деспек и, сказав себе «ясно, что следует делать», свистнул собаку и пустился в путь.
— Что происходит, что это еще за выдумки? — набросилась на него дочь, когда он через час вернулся обратно, усталый и озабоченный. Она уже обнаружила лошадь на конюшне.
— Откуда же я могу знать? Придется спуститься в Сен-Жюльен. Дай-ка мне чашечку кофе.
Стулья гостей еще не были отодвинуты от стола; помимо воли Деспек уставился на тот из них, на котором вчера рядом с ним сидел Рейлан. «Вид-то у него был странноватый», — подумал он и направился в Сен-Жюльен, где оставил свою повозку. Пеший подъем до Маё показался ему чрезвычайно длинным; еще не было и девяти часов, а солнце уже палило, можно было подумать, что сейчас самый разгар лета; он не мог припомнить, чтобы в сентябре было когда-либо так жарко. Эта жарища вызывала неприятные мысли. Он мало надеялся, что, открыв дверь, там, наверху, застанет своего друга преспокойно завтракающим и скажет ему: «Сыграл же ты со мной шуточку!» А возвращение лошади окончательно разрушало всякую надежду, и ему рисовалась уже совсем другая сцена: «Как, он не с вами? А мы-то думали, что он остался у вас ночевать…» И так далее… Возможно, он просто уснул там, наверху, успокаивал себя Деспек, оглядывая леса, простиравшиеся между Маё и Мазель-де-Мор. Когда он преодолевал последний километр, эта мысль его несколько приободрила, вопреки всем дурным предзнаменованиям, включая возвращение лошади. Во всяком случае, такое предположение смягчит удар. Поравнявшись с маленьким кладбищем, он не смог удержаться и бросил взгляд на заросшие крапивой могилы; их безобидная заброшенность его несколько успокоила; казалось, что ничто в мире не способно нарушить это безмятежное царство крапивы; и тем не менее он ясно представил себе кого-то, вонзающего туда лопату. «И тряпка же я, однако», — произнес Деспек вслух.
Возле фермы — ни души. Все молчаливо и спокойно. Возмутительно спокойно.
«Он там, за этой дверью, попивает кофе», — уговаривал себя Деспек.
Перед входом он заколебался, не повернуть ли вспять, словно уйдя, возвратись домой, разыграв беспечность и равнодушие к судьбе, он мог втиснуть ее в прежние рамки, вернее, заставить не выходить из них, словно можно было переделать прошлое, а открыв эту дверь, неминуемо развяжешь неотвратимое — сцепишь воедино мелкие звенья, начавшие разрываться еще вчера, и одним ударом все приведешь к катастрофе. Но куда денешься, и Деспек кинулся очертя голову.
— Привет всем! — крикнул он, всовываясь в приоткрытую дверь; хоть он и постарался принять тон, который не вызывал бы сомнения в душевном его равновесии и добродушии, ему показалось, что выкрикнул он свое приветствие чересчур громко и сразу себя выдал; ему потребовалось напрячь все силы, чтобы придать лицу нормальное выражение: в кухне находилась одна лишь мать, она резала дикий цикорий для салата.
Деспек сделал два-три шага. Он так страстно желал увидеть за этим столом Рейлана, что его отсутствие сразу наполнило комнату неотвратимостью беды.
«Он мертв, — подумал Деспек, — бесполезны какие бы то ни было уловки: он умер вчера вечером где-то в горах, на дороге между моим и его домом».
Мать тихо опустила нож в салат; Деспек строго, почти беспощадно смотрел на нее, и она почувствовала в этом взгляде пугающее беспокойство.
Поиски начались к концу утра.
Тем временем женщины со всей округи собрались на кухне для пересудов: каждая старалась перещеголять другую в оптимизме, оглушая самое себя и всех пришедших самыми немыслимыми предположениями. Некоторые утверждали, что сегодня утром, как раз на рассвете, видели человека, блуждавшего возле Эгуаля; возможно, Молчальник потерял память и заблудился в тамошних непроходимых лесах; ведь, в конце-то концов, разве не был он всегда человеком несколько странным? Другие полагали, что на него напали воры или цыгане, которые раздели его и бросили связанным где-нибудь в кустах. Нашлись и такие, что заговорили о внезапно вспыхнувшей страсти и преднамеренном исчезновении: пока они тут беспокоятся, не уплывает ли он как ни в чем не бывало в Америку? Видывали и не такое; безукоризненные до пятидесяти лет отцы семейств в одно прекрасное утро, словно бешеные козлы, бросали все к чертям собачьим ради первой подвернувшейся юбки, да, да, подобное стрясается именно с самыми что ни на есть тихонями…