Голубев глянул на Кухнина:
– Мотай, Анатолий, на ус. – И вновь обратился к Полозкову: – Как Дурдин реагировал на такую кликуху?
– Ничего, не обижался. Ему даже нравилось. Ястреб – птица боевая, задиристая.
– Любил задираться?
– Нет, никого не обижал. За обиженных, бывало, заступался. Веселый, компанейский был парень. Теперь замкнутый стал, нелюдимый.
– Часто с ним общаешься?
– Редко. Последний раз был у Юлиана осенью прошлого года. Портативную рацию «Гродно» починил.
– Зачем ему старомодная рация, если сейчас мобильные телефоны в моде? – удивился Слава.
– Сказал, в Чечне она жизнь ему спасла. Привез домой как реликвию в память о войне.
– А с Беломорцевым у Дурдина какие контакты были?
– Никаких не было. По-моему, они даже не знают друг друга. Альберт ведь приезжий.
– А Шиферова не могла их познакомить? Говорят, будто Дурдин увлекался Клавой.
– О любовных увлечениях Юлиана ничего не знаю. Мы с ним просто знакомые, но не друзья, чтобы откровенничать на интимную тему…
Разговор прервал телефонный звонок. Антон Бирюков срочно пригласил Голубева в прокуратуру на оперативное совещание.
Глава XX
В прокурорском кабинете только что вернувшийся из дачного поселка «Астра» следователь Лимакин разговаривал с Бирюковым. Усевшись к приставному столику напротив него, Голубев спросил:
– Как съездил?
– Удачно, – Лимакин показал многостраничный протокол опознания. – Вся мебель и вещи Беломорцева находятся в дачном доме, купленном нашим земляком Николаем Зыряновым.
– Соседи опознали?
– Без малейшего сомнения. У тебя какие свежие новости?
– У меня, Петя, такая сногсшибательная информация, что закачаешься…
– Смотри, не упади, – сказал Бирюков.
– Прежде, чем падать, постараюсь довести дело до победного конца, – бодро ответил Слава и стал подробно излагать содержание своих разговоров с подвыпившей Миланой Запольской, участковым Кухниным и радиотехником Полозковым.
Когда Голубев высказался, Бирюков задумчиво проговорил:
– Информация на самом деле очень серьезная. Давайте, друзья, детально ее обсудим.
– Надо, Игнатьич, немедленно объявлять в розыск Зырянова и Дурдина, – тотчас предложил Слава. – Внезапное исчезновение их из райцентра – это откровенный побег, чтобы скрыться от ответственности за совершенное преступление.
– Объявить в розыск – дело несложное. Сначала надо хорошенько обмозговать: не опрометчиво ли будет такое объявление?… – подумав, сказал Бирюков. – А в первую очередь давайте подумаем над тем, какая может быть связь между убийством Васютиных, покушением на жизнь Беломорцева и беспрецедентным расстрелом Шиферовой с Ремером.
– Это, пожалуй, труднее всего сделать, – нахмуренно проговорил Лимакин.
Бирюков повернулся к нему:
– На вопрос «Что труднее всего делать» один умный священник ответил: «Труднее всего Богу молиться, старых доглядывать и долги отдавать». Ни под одну из этих категорий, Петр, наши трудности не подпадают.
Лимакин в ответ усмехнулся:
– Священник не знал нашей специфики.
– Зато мы свою специфику основательно знаем. Главное в ней – не хандрить и активно думать. – Бирюков глянул на Голубева. – Так, Слава?
– Так точно, Игнатьич! Мозговую деятельность постоянно надо стимулировать.
– Подскажи, каким способом? – иронично спросил Лимакин.
– Способов, Петя, великое множество. Самый простой из них – ковырять в носу, – в тон следователю ответил Голубев. – Недавно прочитал в газете, что американские физиологи сделали открытие и утверждают: такой массаж слизистой оболочки носа, набитой разными рецепторами, круто улучшает работу мозга.
– Врут шарлатаны, – с усмешкой буркнул следователь. – Российская практика не подтверждает американскую теорию. Если бы такой закон природы существовал, наша держава давно была бы впереди планеты всей.
– Скептик ты неисправимый, – с наигранным упреком проговорил Голубев и, повернувшись к Бирюкову, посерьезнел: – Игнатьич, я стопроцентно убежден, что все три, перечисленных тобой, криминальных эпизода – звенья одной преступной цепи. Натворила эти беды банда, возглавляемая Юлианом Дурдиным, со школьной поры имеющим кличку Ястреб.
– А ты не допускаешь мысли, что школьной кличкой Дурдина воспользовался иной главарь? – спросил Лимакин.