Когда он вернулся в полной парадной форме, то был уже не более как командиром дивизии передовой эскадры Тихоокеанского флота. Он ввел почетный караул из двух кадетов и двух моряков, которые должны были стоять на часах у тела, а священник с «Колорадо» совершил последние молитвы. Оставшиеся в живых обитатели Мидуэя должны были продефилировать перед своим бывшим начальником.
После этого был сразу прекращен шум при работах по раскопкам крепости и стук молотов, раздававшийся всю ночь для приведения к утру крепости в боевую готовность. И среди потрясающей тишины, нарушаемой рыданиями девушки, тело было положено механиками крейсера в свинцовый гроб и перенесено шестью артиллеристами на лодку, которая должна была доставить его на «Колорадо».
Отряды от всех экипажей выстроились шпалерами вдоль крытого пути, и новый перевязанный флаг развевался над Мидуэем.
В эту минуту два орудия, снова пущенные в ход, прогремели на верхушке крепости, среди ослепительных лучей восходящего солнца, а четыре крейсера дали в ответ залп из своих орудий.
Но когда были выпущены, предписанные уставом, 15 выстрелов, на востоке послышались через правильные промежутки времени отдаленные раскаты.
Орудия японских броненосцев из Гонолулу, явившихся для отнятия взятого неприятелем судна, почтили погребение скончавшегося воина отзвуком ожесточенного морского сражения и всесожжением, каким древние воины чтили своих умерших вождей.
Но ничего подобного не произошло, и когда горизонт покрылся дымом многочисленных судов, командир, извещенный еще накануне по беспроволочному телеграфу, сообщил, что приближается сам адмирал Гопкинс.
Согласно точному приказу из Вашингтона, где решили немедленно отбить вероломную Японию, совершив нападение на ее берега, командующий морскими войсками Соединенных Штатов стал во главе эскадры и двух первых отрядов броненосцев и, сопровождаемый на расстоянии 12 часов шестью остальными броненосцами, присоединился к своему передовому отряду.
Он отправился в сопровождении нескольких офицеров своего штаба на миноносце «Быстром» на «Колорадо» и, встреченный командиром Гезеем, горячо поздравил его со смелым решением, которое, заставив его ускорить ход, привело к блестящей победе в прошлую ночь.
Затем, заметив освещенную часовню, куда был поставлен гроб, окружавший его караул, делегации офицеров, высадившиеся на берег для присутствия при церемонии, он сказал:
– Вы не успели явиться сюда для последнего прощания, дорогой Гезей…
– Нет, адмирал. Мой брат умер восемнадцатого, а мы могли добраться сюда только вчера вечером.
Адмирал сочувственно пожал его руку.
– Но вы прибыли вовремя для того, чтобы отомстить: вы исполнили благородно долг брата и моряка…
И, обнажив голову, адмирал поклонился праху.
Выпрямившись, он сказал вполголоса несколько слов одному из своих адъютантов, передавшему бумагу, которую адмирал, в свою очередь, подал командиру.
– Вот две телеграммы, полученные вчера вечером по беспроволочному телеграфу: они должны быть объявлены в приказе по эскадре. Но я счел нужным, чтобы вы ознакомились с ними первым, и для этого-то я и отправился к вам тотчас по прибытии.
Командир прочитал:
– «Президент Республики Соединенных Штатов шлет командиру Гезею поздравление правительства с блестящим и бесстрашным началом войны. Он просит возложить на гроб его брата, умершего за родину-Америку благородною смертью, как умерли многие из его предков, гражданский венок как дань уважения и скорби о нем. Похороны правительство принимает на свой счет, а дочь его, уважаемая всеми гражданами, получает из государственных средств ежегодную пенсию в две тысячи фунтов». Подписано: Секретарь морского штаба B. C. Рот.
Вторая телеграмма гласила следующее:
«Президент Соединенных Штатов посылает господину Рембо, французскому инженеру и авиатору, выражение горячей благодарности всего американского народа за совершенное им смелое путешествие, давшее отряду крейсеров возможность освободить Мидуэй и одержать победу. Отныне имя его будет связано с именами великих французов, когда-то сражавшихся за независимость Америки. Он просит принять в виде национальной благодарности из средстз государства сто тысяч фунтов. Около Сан-Франциско, на месте спуска 15 июня аэроплана будет поставлен памятник имени инженера Рембо».
Подписано: Секретарь военного штаба Бонапарт Уайз.
Командир горячо поблагодарил адмирала, прибавив, что после подобной награды он полон одним желанием получить возможность вполне заслужить ее. Он рассчитывает поэтому, что его начальник разрешит ему доверить тело брата одному из судов, возвращающихся в Сан-Франциско, и снова встать на «Колорадо», во главе разведчиков флота на пути его к западу.