– Мы готовы, – сказал Арчибальд Форстер…
По дороге американский лейтенант расспрашивал их, записывая ответы для того, чтобы передать все коменданту.
Через сводчатые галереи вдоль рельсов, по которым могли двигаться самые большие орудия, они попали в обширную круглую залу, где две дуговые лампы бросали ослепительный свет на настоящий завод в миниатюре. Здесь была сосредоточена вся механическая часть и световая энергия всей крепости: динамо-машины двигались с такой головокружительной быстротой, что их полированные шкивы казались неподвижными; газовые моторы вертелись бесшумно, гидравлические краны легко подымали на вершину скалы тяжелые башенки и их огромные орудия. Здесь же стояли различные станки, машины всевозможных видов, аппараты для набивания металлических, ружейных и пушечных патронов.
При одном взгляде на эти разнообразнейшие машины, могущественные и вместе с тем самые усовершенствованные, можно было понять глубокое различие между современной войной и войной минувшего столетия.
Между этой новейшей крепостью и древними крепостями Кормонтеня и Монталамбера такая же разница, как между фортами Вобана и римским лагерем. Наука, двигающаяся вперед гигантскими шагами, изменила за последние сорок лет все: морскую тактику, атаку и защиту крепостей, способ рекогносцировки и сообщения.
Крепость превратилась в завод, где физика, химия и механика создали самые усовершенствованные способы разрушения и защиты.
Человек двадцать стояло за станками и машинами среди передаточных ремней и многочисленных изолированных проводов, которые передавали во все уголки Мидуэя силу и свет.
Офицер, сопровождавший обоих спасшихся с «Макензи», отодвинул чугунную дверь, вошел в коридор и вдруг на перекрестке галерей исчез, взяв под козырек перед какой-то группой, вынырнувшей из темноты.
Четыре человека несли раненого с покрытым кровью лицом на носилках, а за ними шла молодая, высокая и стройная девушка, с красивым бледным лицом, окаймленным белокурыми волосами. Складка на лбу придавала ее лицу выражение скорби. Она была одета очень просто, вся в белом, а на ее маленьком переднике сестры милосердия, прикрепленном на плечах бретелями, выделялся миниатюрный красный крест. С белой лентой в волосах, отливавших золотом при электрическом свете, она производила впечатление сказочного видения.
Она ответила легким поклоном на приветствие трех остановившихся людей.
Выражение наивного удивления, появившееся в ее больших светлых глазах при виде незнакомых людей, которых она еще не встречала на своем утесе, придавало ее подернутому грустью взгляду невыразимую прелесть.
Спасшиеся с «Макензи» приятели были так поражены этим видением, что остановились и стояли до тех пор, пока она не исчезла в одной из боковых галерей.
– Это мисс Кэт Гезей, дочь коменданта, – серьезно заметил лейтенант Спарк в ответ на их немой вопрос. – Ее отец – душа крепости, а она – душа своего отца!.. Мы смотрим на нее здесь как на звезду, упавшую с неба среди нашего мрака, и нет ни одного человека в гарнизоне, который при бомбардировке не боялся бы за нее, больше чем за себя.
– Как мог ваш комендант осудить свою дочь на подобное заточение? – оживленно спросил Морис Рембо.
Американский лейтенант ответил не сразу. Но опасаясь, чтобы его молчание не было истолковано этим незнакомцем как осуждение за нескромный вопрос, он медленно ответил:
– Майор Гезей овдовел только несколько месяцев тому назад: у него нет никого, кроме дочери. Миссис Гезей умерла в то время, когда ее муж был только что назначен комендантом на Гавайские острова. Он не мог отказаться от этого столь ответственного поста, а дочь его не хотела оставаться в Сан-Франциско одна. И он взял ее с собой. Кроме того, вам небезызвестно, господа, что климат Гавайских островов превращает их в климатические станции, куда стремится вся знать Калифорнии. И мог ли майор Гезей подозревать, что он везет свое единственное дитя под эти адские выстрелы, направляемые теперь в нас проклятыми японцами. А теперь, господа, – прибавил он, помолчав немного, – будьте любезны идти за мной! Не следует заставлять коменданта ждать нас.
Через несколько шагов он остановился перед дверью, поднял и опустил тяжелый бронзовый молоток.
– Войдите! – отозвался суровый голос.
Квартира коменданта крепости Мидуэй представляла собой сводчатый каземат от шести до семи метров длины, на четыре метра ширины и уходящий на пятнадцать метров вглубь, под вершину скалы. Самая простая меблировка состояла, главным образом, из огромного письменного стола, стоявшего у стены и заваленного бумагами. Но при входе Морис Рембо заметил на видном месте, в раме, портрет женщины, на плечо которой опиралась молодая девушка – ангел доброты и милосердия, только что встреченный ими.