– Почему японцы не подходят ближе? Ведь на таком расстоянии их выстрелы совершенно не достигают цели?
– Вы заблуждаетесь! Прежде всего, их снаряды достигают семи миль; затем, они вовсе не задались целью пускать на укрепление снаряды, обладающие большой, дальнейшей скоростью, ибо, как бы ни была велика скорость, их ядра бессильны против гранитных скал, среди которых заложена крепость. Они хотят только попасть в какой-нибудь пункт форта, так как их ядра – это настоящие мины, содержащие от ста двадцати до ста пятидесяти килограммов знаменитого взрывчатого вещества – шимозы. Они усовершенствовали известные «чемоданы» Цусимы[1]. И я думаю, что в настоящее время судно, в которое попадут один за другим несколько пачек подобных взрывчатых веществ, по всей вероятности, пойдет ко дну с разрушенными верхними частями и задохнувшимся экипажем. Иначе обстоит дело с крепостью, особенно с такой, как Мидуэй!
– Вы считаете ее неприступной для бомбардировки?
– Я считаю ее, главным образом, неодолимой потому, что ею командует выдающийся человек, майор Гезей, бывший солдат, который скорее погибнет под развалинами своего укрепления, даже скорее взорвет все, нежели сдастся.
– Для такого передового укрепления и должен быть избран человек, отлично закаленный… Он молод… этот майор Гезей?
– Нет, это старый офицер лет пятидесяти, отличившийся на Кубе, среди «мужественных всадников» нашего Тедди[2], затем на Филиппинах и пользующийся в нашей новой армии репутацией храбреца, возведшего эту храбрость в правило…
– Лишь бы у него хватило съестных и боевых запасов…
– Слушайте, – прервал американец, – вот выстрел, который, должно быть, оторвал угол у правого броненосца! Вы видите дым, поднявшийся на носу японского броненосца…
– Да, он поврежден. А вот и второй удачный выстрел! Браво, Мидуэй!
И, забыв о своем собственном положении, старший офицер с «Макензи», выпрямившись, хлопал в ладоши.
Инженер посоветовал ему быть осторожнее. Но прежде чем снова растянуться на скале, американскому офицеру доставило большое удовольствие видеть, как поврежденное судно накренилось на правый борт и медленно отчалило.
– Японцы, прославившиеся своей хитростью, на этот раз сделали большую ошибку, расположившись здесь, – сказал офицер. – Они могли бы избрать всякий иной путь, но только не этот.
– Почему же?
– Потому что островок, на котором мы находимся, представляет из себя пункт, точно отмеченный на картах крепости, и, руководствуясь этой картой, наши артиллеристы быстро определили расстояние, так как им точно известно расстояние до острова.
– Желтолицые, по-видимому, усмирены на сегодня, – сказал молодой француз. – Оба броненосца также уходят.
– Удвоив выстрелы для того, чтобы отвлечь внимание от раненого товарища.
Действительно, большие пушки на башенках судна гремели теперь беспрерывно, а на верхушке Мидуэя маленькие белые облачка указывали на точки, куда попадали выстрелы.
Раненое судно обошло подводный риф, и на его носу обозначилось зияющее отверстие, немного выше ватерлинии.
– Это не броненосцы, а бронированные крейсера, – заметил американец. – Это «Ибуки», один из последних типов, с турбинами, делающий двадцать семь узлов, как английские Indomitables… Они, очевидно, послали сюда свои быстроходные суда, чтобы можно было легко уйти от нашей эскадры, если она нападет на них с тыла.
Крен японского крейсера стал очень заметен, и открытые между башнями правого борта трубы, низвергали в море потоки воды.
– Большая течь, – снова заметил офицер. – Старый Гезей, быть может, и не подозревает, как удачен был его выстрел.
– Если бы мы могли сообщить ему об этом в эту ночь! Крейсера, находившиеся теперь вне досягаемости выстрелов, прекратили стрельбу и удалились на запад.
Был ли «Ибуки» настолько серьезно поврежден, что был вынужден отправиться в Японию? И как он совершит в подобном состоянии путь в две тысячи миль? Оба приятеля совершенно не задавались подобными вопросами: им также предстояло совершить путь, и хотя он был не более шести миль, но крайне опасен, на таком неудобном, как их лодка, судне и ввиду возможности натолкнуться на один из виденных в прошлую ночь миноносцев.
1
Русские назвали «чемоданами», или сумками, снаряды, наполненные шимозой, в количестве до 305 кг и длиной в 1 м 25 см, в первый раз введенные в употребление в Порт-Артуре.