Живую, непораненную рыбу Сергей выпускал обратно в озеро, погибшую бросал на дно лодки. Больше всего попалось судаков. По-видимому, здесь был ход рыбы, раз браконьеры опять поставили перемет на старое место. Судаков, щук, лещей было легко снимать с крючка, а вот угри заглатывали наживку так глубоко, что, не искалечив рыбу, вытащить крючок было невозможно. И потом, змеевидные угри были скользкими, подвижными. Угри живучие твари, и поэтому Сергей выпускал на волю даже пораненных. По его подсчетам, на перемете сидело не меньше трех пудов рыбы. Зачем им столько? Готовы вычерпать все озеро! На базаре не продашь — инспекция накроет. Куда же они ее тогда сбывают? Сейчас лето. К вечеру снулая рыба начнет портиться. Вряд ли они успели бы реализовать весь улов. Пока ночью сняли бы с крючков, пока довезли до города, рыба испортилась бы, а тухлую не продашь. Вот и выходит, что часть улова будет выброшена. Ни себе, ни людям.
В мрачном настроении возвращался Сергей домой. Килограммов двадцать ценной рыбы он сдал под расписку на рыбозавод, который находился на другом конце озера. Пару крупных угрей и судаков оставил для Лизы.
Видно, где-то стороной прошла гроза, и ветер гнал дождевые облака, беспомощные и истерзанные.
Вытаскивая лодку на берег, Сергей испытывал какое-то смутное беспокойство. Что-то неуловимо вокруг изменилось — это ощущение поджидавшей опасности пришло к нему после ножевой раны, — что-то на берегу стало не так. Не прибежал встречать Дружок. Еще не было случая, чтобы он, издалека услышав звук моторной лодки, не лаял и не ждал у самой кромки воды. Иногда даже пускался навстречу вплавь. Неужели спит под соснами, отбросив все четыре ноги, как он это умеет...
Верный Дружок не спал. Волоча перебитую лапу, он с трудом подковылял и, задрав морду, тоскливо уставился на хозяина.
— Кто тебя так, Дружок? — с тревогой спросил Сергей.
Пес взглянул ему в глаза и поелозил хвостом. Глаза у него были воспаленные, то и дело он открывал пасть и тяжело дышал, вывалив язык.
Сергей бросился к дому и тут у крыльца увидел здоровенную палку, которой, наверное, ударили Дружка. На ступеньке капли крови. Щепка, засунутая в скобу, на месте. В дом никто не входил. Видно, Дружок стоял насмерть. Озираясь с крыльца, Сергей наткнулся взглядом на «Москвича», стоявшего в тени четырех сосен. Машина была на прежнем месте, и все же что-то с ней произошло. Не так она стояла, как обычно, вроде бы пониже стала. Сергей подошел ближе и все понял: четыре ската были проколоты ножом. На капоте трепещет на ветру бумажка, придавленная обломком кирпича. Сергей отшвырнул кирпич и прочитал нацарапанные печатными буквами каракули: «Не трожь нашу снасть, не то твою телегу спалим!» Коротко и ясно. Вот они, первые ощутимые плоды его деятельности на новом поприще...
Когда же это они успели? Наверное, как увидели, что он зацепил перемет, — сразу сюда. Показали, значит, ребята зубы.
Сергей услышал жалобный лай, вернее повизгивание, и обернулся: нахальные воробьи облепили чашку с похлебкой и, не обращая внимания на бессильный гнев Дружка, азартно клевали из нее. Пес попытался встать, но из этого ничего не получилось, и он с ворчанием снова улегся. Сергей прогнал воробьев и поставил чашку перед носом собаки. Дружок, даже не взглянув на нее, посмотрел долгим немигающим взглядом на хозяина. Собаке было больно, и она просила помощи.
Сергей опустился на корточки и, погрузив руку в густую собачью шерсть, задумался. Вот уже который раз в своей жизни он сталкивается с человеческой подлостью. Какой отвратительный осадок остается в душе от каждой такой встречи. Почему в иных людях живет эта врожденная способность к злу, насилию, жестокости? Почему один ребенок горько рыдает, увидев мертвую птичку, а другой может хладнокровно убить камнем кошку или щенка? И тот и другой — ребенок. Кто заложил в душу одного любовь ко всему живому, к природе, а другого — вкус к убийству, уничтожению? Не родители ведь! Что же тогда делает одних людей безжалостными, жестокими, способными на любую подлость, других, наоборот, душевными, добрыми?..
Наверное, в каждом родившемся человеке сосуществуют добро и зло. И чего больше разовьется в нем, таким он и станет. Или добрым, или злым. Примитивная, но верная истина: на вспаханном, ухоженном поле произрастают полезные злаки, а на пустырях и в оврагах — сорняки и чертополох...
Небо за островом наливалось, набухало. Ветер изменился, и теперь волны с тяжелым шумом набегали на покатый берег, слизывая и заново принося чистый песок и ракушки.
Сергей спустился к воде и вытащил лодку подальше на берег. Потом осторожно взял собаку на руки и зашагал по тропинке в деревню, скрывшуюся за холмистым ярко-желтым пшеничным полем.