— Ты ведь знаешь, журналисты народ завистливый. Чем я лучше других?
— Я не завидую, — пробурчал Николаев. — Подумаешь, повесть написал! Я, может быть, роман напишу.
— Напиши, — сказал Хомутов.
Сергей подложил в мерцающие угли хвороста. Костер задымил, затрещал, запахло смолой, но вот огонь ярко вспыхнул и дым, пронизанный пляшущими искрами, взвился вверх.
— Обдурил ты редактора, Сергей! — с улыбкой сказал Хомутов. — Уехать спецкором в такую тишь и благодать...
— Я бы этого не сказал, — Сергей снова подумал о ночной вылазке.
— Два твоих очерка уже набраны, — продолжал Хомутов. — Редактор просил тебе передать, что первый пойдет в воскресном номере. Ему нравятся. Назвал их поэтическими.
— О природе любой красиво кропает, а вот попробуй написать поэтичный очерк о свинопасе? — подал реплику Николаев.
— Мне тоже там, в городе, казалось, что здесь, на природе, не жизнь, а рай... А вот когда с головой окунулся в эту жизнь, работу, да еще и вся кухня на мне, понял, что правильно говорят в народе: «Хорошо там, где нас нет». На журналистскую работу я с трудом выкраиваю в день два-три часа... — Сергей оглянулся вокруг. — Впрочем, я не жалуюсь... Мне хорошо здесь. Очень хорошо... пока.
— Раз так заговорил, значит, скоро сбежишь! — хмыкнул Николаев.
Пришел Женя Мальчишкин. Волосы мокрые, торчат во все стороны, как пучки соломы на крыше, на широченной выпуклой груди — рубашка у него была распахнута — блестят крупные капли, а широкая физиономия сияет.
— Силища! — хрипло забасил он. — Вода теплая, как парное молоко, а на озере тишина... И такое ощущение, что вот-вот какое-нибудь чудище выплывет из глубины и схватит тебя за ногу...
В умирающем костре тлели подернутые серым налетом угли.
Сергей сидел на песке у костра и курил. Гости давно угомонились.
Луна пряталась где-то за деревьями, с неба нежно струился далекий мягкий свет больших и малых звезд, щедро высыпавших нынче на чистом, глубоком небе.
Сергей поднял голову и прислушался: чьи-то тяжелые шаги впечатывались в остывшую, покрытую росой землю. На тропинке смутно замаячила фигура, вспыхнула спичка. Подойдя к костру, Слон грузно опустился рядом.
— Не спится что-то, — поежился он и прихлопнул на щеке комара.
— А я хотел идти тебя будить, — сказал Сергей.
Мальчишкин щелчком сбил пепел с папиросы, взглянул на Сергея.
— Напиши про меня рассказ, — сказал он. — Я тебе столько историй расскажу — ахнешь!
— Сначала я расскажу тебе одну историю, — улыбнулся Сергей.
Он поведал ему про лодку с заплаткой, про два вытащенных перемета и про то, как ему браконьеры отомстили. Рассказал и про свой план, который собирался сегодня на рассвете осуществить...
Мальчишкина, как он и предполагал, не надо было уговаривать.
— Мы их накроем, — уверенно заявил он. — Только зачем ждать рассвета? Пошли сейчас вдоль берега и наверняка наткнемся на их стоянку.
— Сдается мне, что они ночуют в деревне, а днем прячутся в кустах и наблюдают за своим переметом.
Мальчишкин вскочил и взволнованно заходил вокруг потухшего костра.
— А может, лучше на моторке подскочим к ним? — предложил он и тут же забраковал свою идею. — Не годится. Могут перемет и рыбу вывалить за борт... Но куда они с рыбой пристанут? Мы ведь не знаем? Как рванут на моторе на другой берег Большого Ивана, а мы бегом за ними по бережку? Не годятся! Вот что я надумал... Садимся в «газик» и едем. У дороги, напротив острова станем и будем следить. На машине мы их всегда догоним.
Этот план Сергею понравился. Он зашел в дом за двустволкой и патронташем, а когда вернулся, на дороге уже негромко урчал «газик». Белая лохматая голова Мальчишкина упиралась в брезентовый верх кабины.
— С богом, — сказал Слон, включая сцепление.
Сергей трясся от предрассветного холода и клял себя за то, что не захватил куртку. Солнце еще не взошло, но в той стороне, откуда оно должно появиться, узенькая полоса неба медленно алела, отбрасывая зловещий багровый отблеск на редкие перистые облака, будто веером раскинувшиеся над тихим сонным озером.
Густая крупная роса усыпала все вокруг. Под ее тяжестью сгибались тонкие травинки, слиплись белые лепестки ромашки, ощетинился каплями дикий клевер, на каждом листе, на каждой сосновой иголке висели капли. У Сергея было такое ощущение, будто и он весь покрыт холодной росой.
Женя Мальчишкин, прислонившись широкой спиной к корявой сосне, сладко спал, приоткрыв рот. На мощной загорелой шее в такт дыханию чуть заметно двигался кадык.
Прямо перед ними, загороженное редкими могучими соснами, расстилалось необъятное озеро Большой Иван. Близился восход солнца, и вдруг произошло чудо: будто из глубин, с самого дна всплыл негустой, разреженный туман, оторвался от подернутой рябью воды и неподвижно повис в воздухе.