— Я ждал тебя, Влад, — начал он.
А мне внезапно жутко захотелось расхохотаться. С трудом совладал с собой, потому что не хотел свалиться в истерику.
— Ага, — ответил я. — Прости. Кое-что навалилось.
Морролан как будто собирался спросить, что именно, однако вместо этого скользнул по мне взглядом; не уверен, что именно он увидел, или какой вывод сделал из увиденного, но сказал он только:
— Джареги пытались тебя убить, Влад?
— Ага. Получили доступ к твоей башне и, когда я собирался шагнуть во врата, перенаправили меня в другое место — и там уже ждали.
— Воспользовались моей башней?
— Да. Весьма бесцеремонно с их стороны, не находишь?
— Кто?
— Он уже вроде как мертв.
— Волшебник?
— Нет, ее я отпустил.
— Кто она?
— Понятия не имею.
— Влад…
— Она сказала, ее зовут Дисака. Учитывая обстоятельства, сомневаюсь, что это правда.
Глаза его сверкнули. Он медленно проговорил:
— Хорошо, я ее разыщу. Или поручу Некромантке. Как ты выбрался?
— Некромантка, — повторил я.
— Что?
— Некромантка. Чернокнижник. Волшебница в Зеленом. Голубой Песец. Вот почему у них у всех вместо имен — прозвища с большой буквы, а кое у кого даже с двумя? Это нечестно, почему у меня такого нет?
Он предложил вариант.
— Ну вот, я-то к ним всей душой…
— Влад, как ты выбрался?
Я коснулся Леди Телдры.
— Она проснулась, — просто ответил я.
Глаза его расширились.
— Ты уверен?
— Угу, — кивнул я. — Учитывая, что имею дело — ну, ты понял — с оружием, которое могущественнее богов, и с линиями предназначения, которые старше империи, и когда узнаешь все это вместе со вспышкой туманных полуоформленных воспоминаний за миг до того, как меч Морганти чуть не попортил мою любимую шкуру, — конечно же я уверен, а почему ты спрашиваешь?
— Влад…
— Думаю, да. Я передал ей слова Сетры, и чувствовалось, что она услышала. Понятно?
— Понятно.
Я не мог сказать, что он думает или чувствует; полагаю, он и сам не знал. А потому предложил:
— Может, переместимся куда-нибудь в более подходящее место?
Морролан осмотрелся, губы его неодобрительно скривились.
— Верно, — согласился он. — Ты хотел попасть на гору Дзур, правильно?
— Да.
— Я провожу тебя.
— Хорошо.
Снова — искры, в которые мы вошли, и передо мной открылось окно, и я шагнул в него, и мы оказались на горе Дзур. Прибыли мы прямо к двери, за которой, насколько я помнил, был выход на западный склон. Отсюда я мог бы, если бы захотел, любоваться раскинувшейся вдали Адриланкой — ночью, когда тучи поднимутся повыше, а город будет озарен тысячами огней. Имел такое удовольствие. Красиво.
Морролан зашагал в другом направлении, и я последовал за ним.
Думаю, чтобы изучить лабиринты внутри горы Дзур, надо прожить хотя бы вполовину меньше Сетры. Странно, что пока разбираешься с узкими и короткими коридорами, неожиданно возникающими лестницами и дополнительными выходами в комнатах, которые выглядят так, словно там есть только вход, все это кажется относительно небольшим — вполне можно уложить в памяти за один обход, казалось бы. И только раза с третьего или четвертого на тебя рушится осознание, насколько же громадная это гора, а ты — всего лишь муравей, который ползает где-то внутри нее.
Наверное, у Морролана память на такие подробности лучше, чем у меня; он благополучно привел меня в небольшую гостиную, где на диване возлежал слуга Сетры, Такко. При нашем появлении он открыл один глаз, увидел меня, потом Морролана, после чего что-то проворчал и воздвигся в вертикальное положение. Затем поклонился Морролану и сказал:
— Я сообщу ей.
Морролан кивнул и устроился в кресле; я занял соседнее.
Минут пять мы сидели и молчали, а потом раздался голос Сетры:
— Итак, Влад, что ты натворил на этот раз?
Я встал, поклонился и сказал:
— Тут скорее что я собираюсь сделать.
Она опустилась в кресло, сел и я. Такко поставил рядом с Морроланом бокал вина, второй вручил мне. Взглянул на Сетру, та чуть заметно качнула головой; он развернулся и зашаркал прочь.
— Хорошо, — проговорила она, — давай послушаем.
Я рассказал ей примерно то же, что и Киере — насчет плана с коммерческим предложением для джарегов и подслушиванием псионического общения. Она внимательно слушала; Морролан в процессе несколько раз ерзал, издавая звуки, которые можно было интерпретировать как отвращение, недоверие или разочарование. Но когда я завершил, он сказал: