— Нет, — Ника убедительно затрясла головой, — не надо, зачем Сека.
Ну, давай — Арсений, да? Ты принеси мне. Укрыться. Ты тут живешь, да? Он опустил голову и оглянулся. Ника проследила — в углу чернела квадратная дыра, в нее уходили блестящие ступени металлической лесенки. Подвал. Неужели он и, правда, жил тут все время? Она ходила. Пашка с ней ходил. А этот вурдалак…
— Дебилка, — почти трезвым голосом сказал Беляш и захихикал, — вот жеж. Живууу, тууут. Я дурак? — приподнялся, грозно изучая ее лицо маленькими глазками, — дурак?
— Нет. Нет. Откинулся снова, водя руками по коленям.
— У Секи бабы были и… ик… будут! Везде! Все заберите, гниды. А бабу я найду себе! Да! Поыла?
— Да…
— Подожжи, — заворочался, сдирая с плеча рубашку. Выдвинув челюсть, осмотрел бицепс и повернулся к огню, показывая расплывчатую татуировку.
— Танюха! Я первый у ней был. Щас корова, жирная, трое выблядков, муж — водила. Меня увидела, ах ох Сеничка, а помнишь, а мы. Тьфу, да у меня вон! Захихикал, криво натягивая рубашку на мутное лицо Танюхи:
— Моя щас ревнует. Люби меня, Сенька, а эту я тебе ночью порежу ножиком. Вот где дура, а?
— Дура, — честно согласилась Ника. И тот сразу набычился. Голос из низких нот пошел вверх, пока не сорвался в фальцет:
— Ты кого? Это? Дурой? Щас? А? Ника отрицательно повела головой, сказала ласково:
— Никого. Разговор продолжался. У Ники гудели виски, ломило за бровями, глаза, казалось, сейчас выпадут в костер и испекутся. Говоря с пьяным Секой, она чувствовала, как его — совершенно обеспамятевшего, сдерживает ее голос. Но страх сказать не то выматывал, уже хотелось просто лечь, закрыть глаза и заткнуться, пусть хоть убивает. Но, Женька! Лицо сына маячило в мозгу, худенькое и на всю жизнь серьезное. Ей нельзя.
Она не имеет права! Гонг в голове бил все громче, пока Беляш молол гадостный бред, вскидываясь и оседая, шарил руками, дергал толстой ногой, сгибался, цепко хватая ее щиколотку. Нике казалось, сейчас ее просто разорвет.
И ахнув сознанием в бездонное отвращение, когда собеседник полез рвать на себе рубаху и завыл, кивая мокрым лицом, а сам подползал ближе и уже наваливался на ее дрожащее плечо, она отстраненно подумала — умереть нужно сейчас, пока не повалил на пол, я не выдержу больше. Как вдруг узкая полоса воздуха за угасающим костром загорелась солнечной медью. Почти тут же пахнуло с той стороны влажным теплом — солнце, выкатываясь из-за черных туч, принялось жарить изо всех сил.
— Дождь, — крикнула Ника.
— А? — Беляш сел, моргая. Свет из проема зажег красным ухо и лег на скулу.
— Кончился, дождь. — Она изо всех сил старалась отползти вдоль стены, не дергаясь, чтоб не заметил.
— А-а-а… — он задумался, вешая голову. Наступило молчание. Слабо потрескивал угасающий костерок. С тоской Ника смотрела поверх широкой спины на солнечный свет, заливающий сейчас степь и песок. На ногах, придавливая, лежала туша пьяного Беляша. Не храпел, только дышал тяжело и время от времени проводил руками по ее голеням, как бы проверяя — не делась ли куда.
…Вывернуться, вскочить, вытягивая связанные руки, кинуться в сторону, обходя тушу. Пнуть в живот. Но вдруг не получится? Закрыла глаза, решаясь, медленно и осторожно напрягая тело. Сжимая скрещенные кулаки, подняла их.
— Никааа? — грянул снаружи далекий голос. И не успев опомниться, она заорала с режущим уши визгом, вырываясь из-под беляшовой туши:
— Фотииий! Я здесь! Голос метнулся, отдаваясь в гулких стенах. Беляш, рыча, вскочил, мелькнула рука, стремительно обжигая скулу затрещиной, и тут же голова загудела, ударившись о стену.
— Фотий! — рыдая, кричала Ника, закрываясь руками и беспорядочно пинаясь, ушибая пальцы о пляшущие перед глазами ноги. Голова ее запрокинулась, корни волос обожгло. Вцепившись одной рукой в перепутанные мокрые пряди, а другой — в полустянутую рубашку, Беляш протащил ее через остатки костра и толкнул в черный зев подвала.
Цепляясь за легкие алюминиевые ступени, Ника обрушилась вниз, упала и тут же забарахталась, плюясь и задирая голову. С трудом поднялась на колени. В смутном квадрате света складывалась и раскладывалась такая же квадратная фигура.
— Утоплю, сука! Шумный плеск обрушил на Нику фонтан грязной холодной воды, и она поднялась, качаясь и держа руки перед собой как слепая.
Проморгалась, тряся головой, сделала пару неуверенных шагов.
Лестницы не было. Плача, она шагнула еще раз и упала, рот мгновенно наполнился водой. Медленно вскакивая, поскользнулась снова, падая на колени и изо всех сил запрокидывая голову, чтоб снова не нахлебаться. Встать! Надо встать! Ноги еле держали и правая щиколотка подворачивалась. Припадая на правую ногу, всхлипывая, Ника отступила к жирной стене. Вода медленно булькала, и кажется, поднималась, щекоча кожу над поясом шортов.