— Ма-а-акс, — прокричал кукольный голосок за уверенными словами, — Ма-а-кс! А я?
— Не завтра, — ответила Ника, — мне сейчас надо. Очень-очень.
— Случилось что?
— Машина нужна. Поехать. В Ястребиную.
— Ничего себе! — вкусно изумился Токай, — думал, меня захотела, а тебе маши-ина!
— Пожалуйста. Я расскажу. Прошу тебя. Трубка молчала. Ника прерывисто вдохнула, мельком подумав — начинаешь просить и плакать и после взять — плевое дело. Пора начинать просить. Главное не сорваться, когда начнет издеваться. И не послать его, швыряя трубку. Главное, не…
— Дом пять, подъезд шесть. Буду через двадцать минут.
— Да. Да, спасибо, — ответила она в короткие гудки. Положила трубку, снова ушла в кухню, села, пристально глядя на кучерявые стрелки, указывающие на веселые цифирки. Мама, повозившись в комнате, подошла, суя Нике ворошок цветных бумажек.
— Возьми. Я завтра у тети Вали займу, мы доживем, Толик обещал ведь прислать, через неделю, наверное. Пусть на бензин, твоему другу. Стрелка медленно переползала с одного деления на другое. Ника потянула язычок молнии, соображая, может, нужно сделать что-то еще?
Да. Надо еще раз позвонить Пашке, да где его черти носят? Спустился на пляж, машет фонарем, осматривая скалы. Дом стоит пустой. Господи, пусть он ничего не найдет! Пусть еще до утра или даже до вечера ничего не знать, лишь бы не нашел на берегу. Как он сказал тогда — повозило прибоем о камни. Она снова встала, опять схватила телефонную трубку и набрала номер. Их телефон молчал. А вдруг и с ним что-то?
— Мишане. Надо ему позвонить. Мам, моя книжка записная! Черт… Книжка с адресами и телефонами осталась в Ястребиной. Там где дом. В кухне стрелка уткнулась в новую цифру. Ника бросила трубку и вдруг, вспомнив, стала извиваясь, сдирать с себя тонкие негреющие джинсики, одновременно стряхивая с ног сапожки.
— Штаны дай мне, на диване лежат. Мои, джинсы. Да! Забыв расстегнуть куртку, натянула плотные джинсы с карманами, нашарила в углу удобные сапоги на литой подошве. И, услышав за окном тяжелое урчание мотора, щелкнула замком, хватая сумку и вылетая в темный подъезд.
— Я позвоню.
Под окнами вместо приземистой иномарки стоял высокий джип, будто облитый чернилами, урчал, выдыхая теплый запах. Ника обежала машину, на секунду попав в яркий свет, ткнулась к передней двери.
— Назад садись! Когда Ника влезла на высокое сиденье и хлопнула дверью, джип рванул с места, выбрызгивая из-под колес мерцающую снежную кашу. С переднего сиденья повернулась молодая дева с взбитыми в блестящую копну волосами. Медленно осмотрела новую спутницу и громко хмыкнув, отвернулась. Поднятые черные плечики выражали презрение.
— Илонку забросим, тут недалеко. Илонка молчала, злясь на сорванное свидание. Но когда Токай свернул в тихий проулок, стала вертеться и, заливисто смеясь, припадать к мужскому плечу, косясь назад блестящими глазами, обведенными чернотой. Ника равнодушно смотрела в окно, дожидаясь, когда юная пассия обцелует подставленное лицо Токая и скроется в темном подъезде.
— Пересаживайся.
— Я тут лучше.
— Я сказал, иди вперед! Расскажешь, что случилось. Джип плавно, не так, как давешний городской автомобиль, шел по заснеженному шоссе. Руки Токая лежали на баранке, и Ника снова отвернулась к окну, чтоб не вспоминать, как возил ее Фотий, так же вольно бросив кисти на кожаную оплетку. Коротко, подбирая слова, рассказала Токаю об исчезновении мужа. Замялась, и не сказала о том, что он уехал искать Марьяну. Почему-то не захотела о ней говорить, вспоминая чирикающий смех девушки Илоны.
— Ну, ты беспокойная, — удивился Токай, съезжая на извилистую грунтовку, — не подумала, может, он к телке рванул? Ты в город, расслабляться, в кабак вон зарулила. А мужики, между прочим, существа полигамные.
— Ой, только не надо мне про сперматозоидов рассказывать! — обозлилась Ника. Под свет фар укладывались то снежные наметы, то черно-сизые голые участки дороги. Токай нажал на клаксон, серая тень сверкнула глазами.
— Про что? О, заяц! — весело крикнул он, — черт, ружьишко бы.
Ладно, едем, не переживай. За пару часов доберемся. А с чего ты вообще решила испугаться, ну не пойму я. Может, тачка у него заглохла. Может, пешком тащится.
— Сутки?
— Ну да, многовато. Если уверена, что не в теплой койке, да не бухает. Ника диковато глянула на его четкий профиль. Успокоил. Хотя, ну да, попытался. А вдруг прав? Фотий же сам рассказывал — по молодости мог несколько дней куролесить, домой не возвращаясь. Марьяшка ее предупреждала, что уйдет в поселок. Вдруг это просто совпадение? Ну, поругались с Пашкой, ушла. Почти уже и не хромает, пошла потихоньку по берегу, сколько там — минут сорок медленным шагом. А Фотий сам по себе уехал… А Пашка… Она тряхнула головой, не придумав, что ж там с Пашкой. Не мог он бросить дом без присмотра. Но бросил.