— Ладно, — согласилась Ника, садясь на стул напротив, — и я поеду.
— Угу, — вдохновился Пашка, — и батю возьмем, а еще дядю Мишу с Мариной. Флаги, речевки, шагом марш. И станем ходить вокруг дома.
Кричать и требовать. Успокойся, Вероника, сам справлюсь. И не смотри так, с этим козлом вообще не буду встречаться. Обещаю, только с ней.
И никаких эксцессов. Я правильно сказал? Слово правильно? Вскочил и, расправив плечи, строевым шагом вышел. Ника нервно оглянулась на безмолвный квадратик в углу.
— С-спасибо, Господи. Наверное. Но ты точно уверен, что именно так надо?
«Нива» пылила по грунтовке. Фотий плавно поворачивал руль, расслабленно держа руки на кожаной оплетке, посматривал на дорогу и вниз, в сторону приближающейся бухты. Перед поворотом к дому в Ястребинке заглушил мотор и вылез, захлопнув пыльную дверцу.
Раскаленная степь набирала бронзы, желтела травой, далеко внизу лежала неподвижная синева моря. Мощные облака, аккуратно сместившись в сторону от заката, продолжали медленно и угрожающе дышать, углубляясь вечерними тенями. Были похожи на горную гряду, сбитую в плотную кучу гигантской ладонью. Казалось им тесно в невидимых, но крепких пределах и даже смотреть на них было нелегко — вот сейчас навалятся на границу и лопнут. В желтеющем небе исступленно журчали невидимые жаворонки. Фотий вытер ладонью лоб, отвел глаза от небесного грозного воинства и внимательно пригляделся к расстеленному под ногами травяному ковру. Тот плавно снижался, уходя к далекому обрыву.
Светлые брови поднялись, потом слегка сошлись на переносице. Легко ступая по колючим куртинкам, Фотий пошел по траве от машины. Идти было неудобно, между травяных кочек застыли прокаленные зноем вмятины от коровьих следов, высокие стебли хлестали по голым коленям. Иногда подошвы старых мокасинов проскальзывали, сминая непослушные пучки травы, которая, казалось, никогда не оживет.
Из-под ног прыскали неутомимые кузнечики. Вся степь скрипела их бесконечной песней, будто сама жара пела, толкаясь в уши и высушивая рот. Он отошел по целине довольно далеко, машина отсюда казалась спичечным коробком, а белую полосу дороги скрыла трава. Впереди торчали жилистые кусты шиповника и пара поникших маслинок с серебристыми остриями листьев, указывающих на землю. Одна из маслинок росла внутри небольшого, не видимого с дороги овражка.
Фотий, оскальзываясь, спустился к его краю и медленно пошел вдоль осыпающейся глины, внимательно оглядывая извилистый разлом. И наконец, остановился возле канавы, прорытой от овражка чуть в сторону. Канава была пунктирно прикрыта сухими ветками, брошенными поперек. На краю рассыпанная глина с пластами дерна — только то, что пучки травы не торчали вертикально вверх, а валялись плашмя, указывало — это вынутая при рытье земля. Сунув руки в карманы шортов, Фотий покачался на подошвах, раздумывая. Дошел к тому месту, где земляные работы заканчивались.
Поддел носком большую ветку с уже подвяленной серой листвой. И сел на корточки, вытягивая шею. Рядом с веткой была выброшена еще почва, круглыми комками вперемешку с пыльными кристаллами гипса. И забросанная сухой травой, канавка, уже совсем узкая, не шире пары ладоней, но глубокая, вильнув, продолжалась. Снова поднявшись, он прошел до того места, где вырытый участок заканчивался, ограниченный выбеленным валуном. Он был совсем один в раскаленной степи. Далеко позади осталась дорога. Внизу — море, с тонкой ниткой прибоя на желтой полоске песка, уходящей вправо, где расставлены были почти под скалами пляжные зонтики Ястребинки, отсюда — не больше пятикопеечных монеток. И прямо под маленькой человеческой фигуркой выползал на пляж недостроенный дом Беляша — плоская бетонная крыша на толстых бетонных столбах. Покосившиеся столбики бывшего забора, отсюда как белые спички, а сетку рабицу уже унесли шустрые собиратели металлолома, как и все железное, что можно было отковырять. Сверху дом казался брошенной игрушкой, недоделанным кубиком из серого картона. Фотий еще раз осмотрел бухту и степь, и пошел обратно, о чем-то раздумывая и время от времени досадливо хмурясь.
Ночью Ника проснулась, внезапно. И немного испугалась, увидев напротив окна неподвижную фигуру. Приподнялась на локте.
— Ты чего сидишь? Не выспишься. Фотий встал с табурета и сел рядом с ней. Глаза блестели в полумраке.
— Я просил тебя не шастать в степи. Почему не слушаешься?
— Я? — Ника села, откидываясь спиной к старому ковру, — ты о чем?
— Вероника, мне и без этого хватает забот. Я не могу еще бегать за тобой, пока вы с Пашкой занимаетесь всякими глупостями. Просил же! Ника сердито подобрала колени, дернула ногой, убирая ее из-под руки мужа. Ничего себе! Куда-то убегает ночами, приходит тайком, врет ей, и еще она виновата!