Картошка! Надо пожарить, а еще не чищена. Марьяна вскочила и, смахивая слезы, торопливо выкатила из-под стола ящик с крупной ровной картошкой, уложенной в сеточки. Уселась, быстро работая ножом. И кивнула, шмыгая носом.
Фотий. Только ему можно. Все рассказать, пусть он подумает. И скажет ей, что и как нужно сделать. Он ведь говорил тогда, на прощание – если надо будет, обязательно помогу.
Кинула нож в миску, побежала в спальню, вытирая руки о подол фартука. И остановилась, глядя на витые рожки стильного телефона. Нельзя звонить. Макс проверяет, куда были звонки, это ведь межгород. Да и по телефону разве можно такое решать.
К обеду стол был, как положено, сервирован, солянка благоухала специями и томленым мясом, ломтики картошки золотились на плоской тарелке. Марьяна успела еще испечь бисквит с цукатами. И сидела напротив Макса, одетая в симпатичное домашнее платьице и туфельки на невысоком каблучке. Улыбаясь, смотрела, как ест – вкусно и быстро, ловко, аккуратно. Прожевывая кусочек балыка, Макс кивнул в сторону спальни:
- Я там привез кое-что, примеришь? Кружавчики, ленточки.
Она встрепенулась и под его благосклонным взглядом убежала в спальню. На постели валялись хрустящие пакеты. Села, трогая пальцем прозрачный целлофан. Чулочки с кружевной широкой резинкой. Очередная блядская рубашонка в тон, красная, к черным чулкам. Отдельно в пакетике – бархотка на тонкую шейку.
- Нравится? – прищурясь, стоял в дверях, и на сытом лице – уверенность в том, что конечно, нравится, а как по-другому. Она же такая вот. Надеть и прыгать перед зеркалом.
- Еще как! Спасибо…
Он потянулся, упал на постель, сдвигая пакеты.
- Шторы закрой, Медведик. И не мельтеши, в гостиной тоже зеркало. Разбудишь в три.
Марьяна собрала пакеты, прижимая к груди. Выпрямилась, с ненавистью глядя на довольное красивое лицо. И вовремя отвела глаза. Он открыл свои, позвал недовольно, указывая пальцем на щеку.
- А где мое спасибо?
Становясь на коленки, прикоснулась губами к гладкой щеке.
- М-м-м, мой сладкий, мой-мой-мой, спасибо тебе, Макс.
- Угу…
- Я завтра в поселок поеду, Иван когда меня сможет отвезти?
Темные глаза резко открылись.
- Зачем?
Она пожала плечами, по-прежнему стоя над ним на коленках.
- Там предки. Давно не была, надо проведать.
- А… - снова закрыл глаза, - не надо. Перебьются.
- Макс. Я хочу поехать.
- И ты перебьешься. Машка, не мешай, у меня еще тренировка. Иди.
В три она его разбудила. Умываясь, он прокричал через шум воды:
- Мишутка, не забудь, тебе к Иванне, марафет наводить. Дамочке я уже заплатил. Ручки-ножки, чтоб все красивенько. Я к Михалычу зайду, в гараж, и поеду.
Одна в пустой квартире она сначала хотела обойти все комнаты, посмотреть на них в последний раз. Но что там смотреть? На картинки, которые сам Токай выбирал? На обои, которые клеили без нее, и мебель, пышную, с кручеными золотыми накладками. Да гори оно все огнем.
Но к Иванне пошла все же. Ей нравилась тетка Иванна, наверное, единственная из немногих знакомых соседей. После Марьяна думала, падая в ужас, ведь могло все сложиться по-другому, но сложилось именно так: она постояла в задумчивости, копя внутри упрямую решимость. Вспомнила почему-то Иваннину собачонку. Ушла в кухню. Достала с полки банку с цветными сухариками из домашнего хлеба, она пекла его разный – с зеленью и с морковкой, с тыквой, кунжутом, и даже апельсиновый сотворила однажды. Отсыпала в прозрачный пакет коричневых с оттенками красного и зеленого пластиночек, и, заперев двери, надавила на причудливую розочку, украшающую косяк двери напротив.
Иванна возникла не сразу. Сперва Марьяну рассмотрели в глазок, потом за кожаной пухлой обивкой гремели цепочки и засовы, под неумолчный лай хозяйкиной любимицы. И наконец, монументальная Феодора Ивановна, а попросту для всех в городе – Иванна, подхватывая собачку, сказала задушевным басом:
- Входи, Машенька. А ты гнида мелкая, заткни хлебало, уй ты, моя цыцычка, дай поцелую носик, а ну, сиди, Галатея!
Но Галатея не пожелала сидеть, тявкая, вырвалась, засуетилась вокруг Марьяны, слюнявя ее икры и царапая коленки острыми коготками.
- Ах ты, сволочь зловредная, ах ты моя золотая павлиночка, унюхала, любимые свои сухарики! Уйди, блядюга мелкая, дай девочке пройтить!