Нина Петровна включила телевизор, сурово послушала страшные новости со всех концов бывшей необъятной, качая кудряшками, встала, выпятив круглый, как у дочери, подбородок. В прихожей надела камуфляжную куртку Фотия, подвернула длинные рукава, в которых тонули маленькие пухлые ручки. Вставая на цыпочки, подцепила с полки выгоревшую Пашкину бейсболку, с бледной надписью тем же маркером «Ястребинка».
Нахлобучила на голову, и решительно отперла ящик тумбы, где в дальней углу притаилась ракетница. Пистолет не был заряжен, по настоянию самой Нины Петровны, потому что – Женечка. Да и сама она его боялась.
Но сейчас вытащила, бережно протерла ветошкой рубчатую рукоять. И, держа в руке, направилась в залитый сонным предзакатным светом двор. Стоя в центре хозяйства, Нина Петровна оглядела низкие сосенки, ползучие можжевельники, купы тугих оранжевых бархатцев и ажурные паутинки космеи, усыпанные цветными ромашками.
Взошла на вытертый задницами туристов каменный трон и села, расправив плечи и положив пистолет на колени. Подозрительно поблескивая очками, оглядела упадающую к дому рыжую степь и плотной синевы тихое море внизу. Через два часа чай, с блинчиками. А потом можно и еще посторожить…
«Нива» послушно прыгала по узкой грунтовке, ведущей в степь, к шоссе. Женька помалкивал, сосредоточенно сложив пухлые губы, смотрел перед собой. Темные волосы были тщательно расчесаны, брючки выстираны и наглажены, шея покраснела от недавнего мытья и растирания полотенцем.
Фотий мурлыкал что-то про себя, поглядывая искоса на серьезного пассажира. Совсем не похож пацан на Нику, видно, любила своего первого мужа, родила сына – копию его. Фотию стало немного грустно, и он сразу подумал о Пашке, тот растет и тоже становится близнецом отца, Ника смеется, путая их издалека. Получается, и Катерина любила Фотия очень сильно. А может быть дело тут совсем в другом. …Печально, что мальчик дичится. Ну, зато Пашка ему свет в окне.
Фотий снова искоса посмотрел на Женечку, а тот посмотрел на него – светло-карими, совсем Никиными глазами. И оба снова уставились на дорогу. Ну что делать, думал Фотий, не могу я с малышней, отвык. Да никогда и не возился, только вот с Пашкой. Но тот был совсем другой. Отчаянный, открытый, к кому угодно сам подойдет. Никого не боялся и не стеснялся. А Женька скорее похож на самого Фотия, оба суровые такие мужики. Наверное, потому и не слишком у них получается общение, когда рядом нет Ники или Пашки.
Эк все переплелось, Фотий чуть улыбнулся, поворачивая руль. Ника и Пашка спелись, как брат и сестра. Женька хвостом ходит за Пашкой. А он, Фотий, за ними всеми маячит. Как… как стена. Да разве же это плохо. Ну да, он вот такой. Вполне возможно, пройдет еще лет десять-двенадцать, и Женька вырастет таким. А не как ветрогон Пашка великолепный.
Машина рыкнула, кашлянула и вдруг встала, резко бросив обоих к переднему стеклу.
- Ой, - испуганно сказал Женька и сразу покраснел, насупил темные бровки, сел за натянутым ремнем прямо, держа на коленях кулачки.
- Ух, - удивился Фотий. Надавил ногой, машина порычала и снова замолкла. Поворочал в замке ключ. Откинулся на спинку кресла и сказал сокрушенно:
- Похоже, застряли мы с тобой, брат Евгений.
- А Паша там ждет, - с упреком в голосе отозвался Женька, и добавил тихонько, - и мама тоже.
- Такая вот степная суровая жизнь, - Фотий выпрыгнул из машины, обойдя, похлопал по капоту, открыл его, и сунулся внутрь. Махнул рукой, мол, вылезай. Женька сполз с сиденья, оглядывая степь, раскинутую на три стороны вокруг машины, и с четвертой - полого уходящую вниз, к полумесяцу бухты. В сочном осеннем небе висели крестики ястребков, над самой водой тянулись рваные цепи из черных точек – бакланы возвращались с лова. И чайки бумажными клочками носились над песком.
- Не замерз? – Фотий подозвал Женьку, тот подошел, осторожно заглядывая в теплое железное нутро двигателя.
- Не. Бензин кончился, да?
- Хуже. Будем чиниться с тобой.
Деловито ходя вокруг машины, Фотий вытащил кусок старого брезента, свалил его на руки мальчику.