Выбрать главу
Сумеют ли потомки, взяв права, Сберечь свое наследье вековое, Не заглушит ли сорная трава Росток, с таким трудом взращенный мною? Пусть эта башня с лестницей крутою Тогда руиной станет — и сова, Гнездясь в какой-нибудь угрюмой нише, Кричит во мраке с разоренной крыши.
Тот Перводвигатель, что колесом Пустил кружиться этот мир подлунный, Мне указал грядущее в былом — И, возвращений чувствуя кануны, Я ради старой дружбы выбрал дом И перестроил для хозяйки юной; Пусть и руиной об одной стене Он служит памятником им — и мне.

V

Дорога у моей двери

Похожий на Фальстафа ополченец Мне о войне лихие пули льет — Пузатый, краснощекий, как младенец, — И похохатывает подбоченясь, Как будто смерть — веселый анекдот.
Какой-то юный лейтенант, с отрядом Пятиминутный делая привал, Окидывает местность цепким взглядом; А я твержу, что луг побило градом, Что ветер ночью яблоню сломал.
И я считаю черных, точно уголь, Цыплят болотной курочки в пруду, Внезапно цепенея от испуга; И, полоненный снов холодной вьюгой, Вверх по ступеням каменным бреду.

VI

Гнездо скворца под моим окном

Мелькают пчелы и хлопочут птицы У моего окна. На крик птенца С букашкой в клювике мамаша мчится. Стена ветшает… Пчелы-медуницы, Постройте дом в пустом гнезде скворца!
Мы как на острове; нас отключили От новостей, а слухам нет конца: Там человек убит, там дом спалили — Но выдумки не отличить от были… Постройте дом в пустом гнезде скворца!
Возводят баррикады; брат на брата Встает, и внятен лишь язык свинца. Сегодня по дороге два солдата Труп юноши проволокли куда-то… Постройте дом в пустом гнезде скворца!
Мы сами сочиняли небылицы И соблазняли слабые сердца. Но как мы так могли ожесточиться, Начав с любви? О пчелы-медуницы, Постройте дом в пустом гнезде скворца!

VII

Передо мной проходят образы ненависти, сердечной полноты и грядущего опустошения

Я всхожу на башню и вниз гляжу со стены: Над долиной, над вязами, над рекой, словно снег, Белые клочья тумана, и свет луны Кажется не зыбким сиянием, а чем-то вовек Неизменным — как меч с заговоренным клинком. Ветер, дунув, сметает туманную шелуху. Странные грезы завладевают умом, Странные образы возникают в мозгу.
Слышатся крики: «Возмездие палачам! Смерть убийцам Жака Молэ!»[60] В лохмотьях, в шелках, Яростно колотя друг друга и скрежеща Зубами, они проносятся на лошадях Оскаленных, руки худые воздев к небесам, Словно стараясь что-то схватить в ускользающей мгле; И, опьяненный их бешенством, я уже сам Кричу: «Возмездье убийцам Жака Молэ!»
Белые единороги катают прекрасных дам Под деревьями сада. Глаза волшебных зверей Прозрачней аквамарина. Дамы предаются мечтам. Никакие пророчества вавилонских календарей Не тревожат сонных ресниц, мысли их — водоем, Переполненный нежностью и тоской; Всякое бремя и время земное в нем Тонут; остаются тишина и покой.
Обрывки снов или кружев, синий ручей Взглядов, дрёмные веки, бледные лбы — Или яростный взгляд одержимых карих очей — Уступают место безразличью толпы, Бронзовым ястребам, для которых равно далеки Грезы, страхи, стремление в высоту, в глубину… Только цепкие очи и ледяные зрачки, Тени крыльев бесчисленных, погасивших луну.
Я поворачиваюсь и схожу по лестнице вниз, Размышляя, что мог бы, наверное, преуспеть В чем-то, больше похожем на правду, а не на каприз. О честолюбивое сердце мое, ответь, Разве я не обрел бы соратников, учеников И душевный покой? Но тайная каббала, Полупонятная мудрость демонских снов Влечет и под старость, как в молодости влекла.
вернуться

60

Молэ Жак де (1244–1314) — Великий Магистр могущественного Ордена Храма, сожженный в Париже после семилетнего процесса и проклявший с костра короля Франции и папу римского. Существует предание, что Французская революция — месть тайных сторонников Жака де Молэ.