Помянем же О’Рахилли,[116]
Да будет не забыт
Сам написавший о себе:
«О’Рахилли убит».
Историки рассудят спор,
А я скажу одно:
Не позабудется вовек,
Что кровью крещено.
— Как там погода?
Помянем же О’Рахилли,
Он был такой чудак,
Что Конноли и Пирсу
Сказал примерно так:
«Я земляков отговорил
От безрассудных дел.
Полночи добирался сам,
Но, главное, поспел!»
— Как там погода?
«Нет, не такой я жалкий трус,
Чтоб дома ждать вестей
И слух свой слухами питать
Проезжих и гостей».
И усмехнулся про себя,
Докончив свой рассказ:
«Часы заведены — теперь
Пускай пробьет наш час».
— Как там погода?
Споем теперь об этом дне,
Когда он был убит
В последнем уличном бою,
В бою на Генри-стрит.
Там, где, кончаясь у стены,
Сраженный наповал,
«Тут был убит О’Рахилли», —
Он кровью начертал.
— Как там погода?
Эй, подгребайте, земляки! —
О Парнелле[118] споем;
Чур, не шататься от вина,
Держаться на своем!
Еще успеем в землю лечь,
Забыться мертвым сном;
Итак, бутыль по кругу —
Осушим и нальем!
На то есть несколько причин,
Сейчас их перечту:
Во-первых, Парнелл честен был,
Стоял за бедноту;
Боролся против англичан,
Ирландии служил;
И есть еще причина:
По милой он тужил.[119]
И есть причина третья
О Парнелле пропеть;
Он гордым человеком был
(Не гордецом, заметь!).
А гордый человек красив, —
Что говорить о том;
Итак, бутыль по кругу,
Осушим и нальем!
Политиканы и попы
Одни — всему виной,
Да муж, который торговал
И честью и женой.
Но песен не споют о тех,
Кого народ забыл;
А Парнелл верил землякам
И милочку любил.
И так говорит ей странник:
«Дело мое — труба;
Женщины и дороги —
Страсть моя и судьба.
Час свой последний встретить
В нежных твоих руках —
Вот все, о чем смиренно прошу
У Старика в Облаках.
Рассвет и огарок свечи.
Глаза твои утешают,
Твой голос кроток и тих;
Так не утаи, дорогая,
Милостей остальных.
Поверь, я могу такое,
Чего молодым не суметь:
Слова мои могут сердца пронзить,
А их — разве только задеть».
Рассвет и огарок свечи.
И так она отвечает
Буйному старику:
«В сердце своем я не вольна
И полюбить не могу.
Владеет мной постарше Старик,
Безгрешно меня любя;
Рукам, в которых четки дрожат,
Увы, не обнять тебя!»
Рассвет и огарок свечи.
«Значит, врозь наши пути,
Что ж, прощай, коли так!
Пойду я к рыбачкам на берегу,
Которым понятен мрак.
Соленые байки — старым дедам,
Девчонкам — пляс и галдеж;
Когда над водой сгущается мрак,
Расходится молодежь.
Рассвет и огарок свечи.
Во мраке — пылкий юноша я,
А на свету — старый хрыч,
Который может кур насмешить,
А может — кровно постичь
То, что под спудом сердце таит,
И древний исторгнуть клад,
Скрытый от этих смуглых парней,
Которые с ними лежат.
Рассвет и огарок свечи.
Известно, хлеб человека — скорбь,
Удел человека — тлен,
Это знает на свете любой,
Спесив он или смирен, —
Лодочник, ударяя веслом,
Грузчик, тачку катя,
Всадник верхом на гордом коне
И во чреве дитя.
Рассвет и огарок свечи.
вернуться
О’Рахилли (1875–1916), о котором идет речь, был убит во время Пасхального восстания на Генри-стрит, недалеко от Центрального почтамта. Он был главой клана О’Рахилли в графстве Керри (отсюда артикль ‘the’, который в Ирландии служит как бы титулом — «the O’Rahilly») и выступал против восстания, предвидя его неудачу. Когда же оно все-таки началось, он велел своим людям оставаться на месте, а сам прибыл в Дублин, чтобы разделить участь восставших.
вернуться
Парнеллиты — сторонники Парнелла, те, что поддержали его во время раскола в Ирландской партии и защищали его честь даже после его смерти.
вернуться
Парнелл Чарльз Стюарт (1846–1891) — выдающийся политический деятель, лидер Ирландской парламентской партии.
вернуться
По милой он тужил. — Парнелл любил замужнюю женщину, миссис Китти О’Ши. В результате бракоразводного дела, затеянного ее мужем, капитаном О’Ши в 1890 г., поднялся скандал, раздутый клерикальными кругами и всеми политическими противниками Парнелла, что привело через год к его безвременной смерти. Йейтс, как явствует, например, из его автобиографической книги, относил себя к «парнеллитам».