Это был шпик.
Ромка знал, что шпик будет теперь как тень следить за Владимиром Ильичём и где-нибудь по дороге укажет на него жандармам, а те арестуют его и посадят в тюрьму.
Время было тяжёлое. Шёл 1906 год, второй год русской революции. Царь не жалел патронов против революционных рабочих, не скупился на тюрьмы для них.
Но рабочие не сдавались.
Ромка пошёл навстречу шпику.
Шпик набавлял ходу. Вдруг перед ним, как из-под земли, вырос парнишка в куртке не по росту и в шапке, надвинутой на глаза.
— Дяденька, скажите…
Шпик только рукой махнул:
— А ну тебя!
Но парнишка пошёл рядом, и было ясно, что он не отступит до тех пор, пока не решит занимавший его вопрос.
Так и шагали они бок о бок: жандармский слуга в одежде барина и питерский мальчишка в дырявых валенках и нищенской одежде, но с чистым и смелым сердцем.
— Дяденька! — вдруг крикнул что есть мочи Ромка, когда они поравнялись с кирпичным забором, и стал на панели, преградив путь врагу.
В то же мгновение с забора стали сваливаться на шпика Ромкины и Василёвы ястребки.
Василь стоял на верху кирпичной стены и командовал:
— Федюнька, сигай ему на спину, дьяволу! Сёмка, забегай вперёд!
— Смелей, не робей! Валяй, поддавай! — подбадривал Ромка.
Федюнька спрыгнул со стены, но его опередил свалившийся с ноги дедов валенок, и кто-то в пылу свалки шибанул этот валенок в сторону.
Василь был уже внизу. Мальцы все вместе окружили барина, что-то кричали, на кого-то жаловались, замахивались друг на друга кулаками и цеплялись за руки шпика. Шпик пытался оторвать их от себя, высвободиться, ругался и наконец завопил: «Кар-р-аул!»- но его крик потонул в ребячьем галдёже.
Откуда-то появился Егорка. Он схватил валявшийся на панели валенок и с победным криком ринулся в свалку.
Шпик поскользнулся и упал, увлекая за собой ребят, котелок слетел у него с головы.
Ромка выбрался из гурьбы ребят и огляделся. Ему было жарко, он тяжело дышал.
Из темноты выплыла длинная тень. Это возвращался дядя Ефим. Он был уже один.
— Вы чего буяните? — зашумел Ефим Петрович, притворяясь сердитым. — Зачем человека с ног сбили? Вот я вам сейчас! А ну, расходись!..
Ястребки мгновенно разлетелись в стороны, и дядя Ефим хотел помочь шпику подняться на ноги. Но шпик со злостью оттолкнул его, нахлобучил котелок, который услужливо подал Василь, выхватил из кармана свисток и принялся изо всех сил свистеть.
Городовой не появлялся. Его ещё раньше отвлекли рабочие-дружинники.
Свирепо ругаясь, шпик побежал по направлению к полицейскому участку.
У стены стоял Федюнька. Он засунул обе ноги в один валенок и не мог двинуться с места. Из-за дедова валенка ему не пришлось участвовать в таком важном деле.
Ромка вырвал валенок у Егорки:
— Тоже храбрый нашёлся — чужим валенком воевать!
Ребята окружили дядю Ефима.
— Беги на угол Расстанной, — приказал Ефим Петрович Василю, — там рабочий-дружинник Гаврила Иванович стоит, они городового задержали, скажи ему: «Шабаш, всё в порядке».
Василь помчался. Дядя Ефим пошёл по улице. Мальчишки двинулись за ним. Шли молча, поглядывали на дядю Ефима и всё ждали, что он скажет. А он только хитро посмеивался в усы.
— Ну, чего там разговаривать, — наконец сказал он. — Большую помощь дружинникам оказали, важное поручение выполнили. Дорогому человеку помогли. Так-то…
Они шагали сейчас по улице и были её хозяевами.
Порошил снежок.
Старая кривая ива стояла в нарядном инее.
Улица была чистая.
Первое мая! Радостный праздник весны и дружбы. Ты тоже идёшь в рядах демонстрантов с красным флажком в руках. Тебе весело смотреть, как милиционер поворачивает машины на боковые улицы, чтобы не мешать людям, не мешать тебе. Все улицы отданы в этот день праздничному гулянью.
Давай вспомним время, когда рабочие справляли свой праздник тайно, собирались на маёвках в лесу. Не раз разгоняли эти маёвки жандармы, а за красный бант, что носили на груди рабочие и ястребки, можно было жестоко поплатиться.
КРАСНЫЙ БАНТ
Ромка с отцом встали чуть свет и вышли во двор. Свежий майский ветер гулял по улицам, шевелил тощие и ещё голые кусты акаций, сметал с дороги мусор, продувал затхлые улочки и переулки питерских окраин.
Отец и сын сели на скамейку, прислушались. Было тихо-тихо. Вот и солнце встало, но ни один фабричный гудок так и не нарушил праздничного покоя этого утра. Даже конки не позванивают. Заводские трубы не дымят, и небо ясно. Питерские рабочие сегодня бастуют.