Пионерам воровать нельзя, — возразил Янек.
Так это не воровство, если для мировой революции. Мы же не сами есть будем.
Янек упорствовал:
— Всё равно нельзя!
— Зинка даже своё колечко, хорошенькое такое, с голубым камешком — ей бабушка подарила, — рурским горнякам послала. Не пожалела.
— И я бы тоже отдал, — отозвался Янек, — если бы оно моё было.
— Я б не только колечко, я бы всех голубей пожертвовал, вот честное пионерское! Только их не берут… Давай письмо писать и под сено подложим. К весне корова сено съест, письмо найдут Я узнают, что мы погибли не зря.
— А мы должны погибнуть? — спросил Янек дрогнувшим голосом.
— А как ты думал? Это тебе не груши околачивать. Мы должны как в песне: «И как один умрём в борьбе за это!»
— За что? — спросил Янек.
— За германский рабочий класс, за мировую революцию…
Женька лёг на живот, оторвал кусок от маминой выкройки, послюнявил огрызок карандаша и стал писать:
«Дорогие родители! Мы поехали спасать германскую революцию. Когда погибнем — не плачьте».
— Вот и всё. Писать больше нечего, a то они от телячьих нежностей будут больше расстраиваться.
Женька перечитал письмо и подписался. Янек, низко наклонившись над бумагой, долго выводил свою подпись. Женьке послышалось, что он всхлипывает.
Ты чего? — поднял он голову приятеля.
— Мне бы хотелось, чтобы и революций победила, и чтобы мы живы остались, и чтобы я потом с папой поехал освобождать нашу Ригу от буржуев.
Женька задумался.
— Может быть, и не погибнем! Вот Борис с самим Колчаком дрался и не погиб. — Женька развернул письмо, зачеркнул одно слово и надписал над ним другое. Получилось: «Если погибнем — не плачьте», — Я с тобой тоже поеду твою Ригу освобождать, обязательно поеду.
5
Ещё на крыльце Женька услышал, как расшумелась Зинка.
Пропала карта, и Керзон порвал бумажные выкройки. Один рукав — самый трудный — исчез бесследно.
В наказание мать спустила Керзона в погреб, чтобы он там ловил мышей и не шкодил в комнате. Зинка грозилась унести его в лес и оставить волкам на съедение.
— Настоящий империалист, — бранилась она.
Мать с сестрой шарили по всем углам, разыскивая выкройку и карту.
Женька, от греха подальше, пробежал в кухню, открыл крышку погреба и мигом спустился вниз. Выбрался обратно с Керзоном на руках — кот сидел на странно оттопырившемся животе хозяина. Картошку Женька вытряхнул из-под рубашки и закопал в сено. Прижимая к себе Керзона, помчался за ворота.
— Эх, дурак ты, дурак, — говорил Женька своему любимцу, — не мог сбежать. Будто и взаправду лорд Керзон! Не бойсь, я тебя в обиду не дам.
Женька постучал в окно к Наташке и вызвал её на крыльцо.
— На, возьми… Хороший он, настоящий сибирский, и вовсе не шкода, и не империалист. Керзоном его зовут. Но ты ему другое имя дай, не позорь кота. А если на другое имя отзываться не будет, поточи нож о сковородку или плиту — будто мясо резать собираешься, он мигом явится.
— А почему ты его отдаёшь? — спросила опешившая от удивления Наташа.
— Потом узнаешь.
И Женька исчез.
6
После ужина Зина не пошла в клуб, сказалась больной. Женька одетый нырнул под одеяло и боялся закрыть глаза, чтобы его не подкараулил сон. Мать подивилась, что это случилось с её детьми, и сама легла спать пораньше.
Ходики тикали особенно громко.
«Чего же она не идёт? — тревожился Женька, — Неужели не поедут? Может быть, заснула и я вместе с ней на бобах останусь?» Но вот скрипнула за шкафом кровать, и тут же распахнулось окно. Зинкина тень качнулась на подоконнике и нырнула в темноту. Из сада потянуло сыростью, запахом опавших листьев.
— Кто это окно открыл? Простудитесь! — сказала мать, встала, закрыла окно и задвинула шпингалет. — Убежала-таки, не выдержала, — проворчала она.
«Всё пропало, — похолодел Женька. — Шпингалеты тугие, визжат, когда их вытягиваешь, — Он сосчитал до ста, сполз с сундука, взял в руки сандалии, пробежал на цыпочках в кухню, откинул крюк и вышел через дверь. — Никакие воры не заберутся. Откуда им знать, что у нас сегодня дверь не заперта».
На улице было холодно. Над садами висела туманная дымка, и сквозь неё проглядывало расплывчатое лицо луны. Влажные листья яблонь шлёпали по щекам. У Женьки дробно застучали зубы.
Янека за воротами не было. Женька опять стал считать до ста. «Не придёт — поеду один… Проспал? Сдрейфил? Восемьдесят, восемьдесят один…» Женька нарочно не спешил считать.
Вот он, бежит.