- Быстрее бы началось, - не спросил, а подчеркнул я.
Милко кивнул и признался:
- Устал я ждать, командир.
- Все устали. Но ты и сам знаешь, что мы не готовы. Если ОНИ явятся...
- А будем ли готовы? - перебил Милко, забыв про тлеющую в руке сигарету. - Еще и половины того, что мы ТАМ нашли, не разгадали. Да что там половина?! И десятой доли трофеев на разгадали! Только и можем, что по Солнечной мотаться, роиться, как мухи.
Я возразил:
- Раньше и этого не могли.
- Раньше мы на своих разработках летали, задор был, - не согласился Милко. - А сейчас? Покорители космоса, как в пропагандистских роликах поют? И это с нашими-то немытыми рылами? Мы похожи на дикарей, на которых внезапно свалилась цивилизация. Вчера в набедренных повязках куклы Вуду лепили, а сегодня с Калашниковыми наперевес прогуливаемся. Да только морды все еще немыты, а на ногах лапти.
Я покачал головой.
- Мы не прогуливаемся, а изучаем.
Милко невесело хохотнул.
- Ну да. А помнишь, как мы с тобой в первый год...
- Отставить, капитан, - отрезал я. - Доложить о готовности корабля.
Для нас всех тот «первый год» - больная тема. И Милко сориентировался мгновенно, но в его голосе еще оставалась толика непокорности. Он процедил с обидой:
- Есть, майор. Все системы функционируют нормально. Баки полные, двигатель исправен, трюм загружен.
- ВПП?
- Шестая взлетно-посадочная полоса. Взлет через один час шесть минут.
Я кивнул.
- Нам пора, капитан Белич.
- Так точно, майор, - кисло процедил Милко, давя каблуком окурок.
Он развернулся и первым двинулся к выходу.
Я видел, что напарник задет, но извиняться даже не подумаю. Не ему одному нынешнее положение дел не в кайф. Сменить элитный отряд с самыми высокими полномочиями на судьбу космического дальнобойщика? Это казалось романтичным только в первое время...
До челнока добирались на монорельсе.
Промчались по Борею, потом поезд рыбкой нырнул под землю. Несколько минут за окнами мелькали фонари, широкая и светлая шахта с непривычным красноватым цветом породы, от которого уже натурально тошнило. Затем монорельс выпрыгнул на поверхность.
Космодром здесь строили на славу. Мощные плиты прослужат несколько веков. Длина взлетно-посадочных полос превышает самые пессимистические требования, а направлений столько, что сесть сможет любой пилот. Даже заблудившийся и без автоматики.
Ну, теоретически, конечно.
Описав дугу, монорельс нырнул в новую шахту, уже из металла, пластика и керамики. Скорость поезда упала, зажглось табло, что можно отстегнуть ремни.
Мы прибыли на первый космодром Борея, названный в честь Валентины Терешковой.
А дальше глядеть по сторонам не было времени - затянула предполетная суета.
Прошли вторую проверку пропусков, схлопотали дежурное взыскание от охраны, что наши кобуры не запломбированы, а иглометы в полной боевой готовности. Затем получили полетные листы и ритуальное предупреждение, что мочиться на колесо тягача на Марсе не принято[1]. Отмахнувшись, двинули к таможне. Здесь уже марсианские погранцы (международная группа) работали вместе с земными (тоже международники, но почти все свои, русские).
Приняв документы на груз (научные образцы для КОЭЗИП[2], сверхтонкие сплавы и несколько ящиков марсианских продуктов для ценителей), я расписался и получил подписанное разрешение на взлет.
Когда вышел из таможни, мрачный Милко (все еще дулся) сообщил:
- Командир, я на корабль пойду.
- Уверен? Я хочу кофе выпить.
- Уверен. Прослежу сам за погрузкой и...
Его оборвал радостный возглас:
- Какая встреча!
Мы обернулись синхронно.
По коридору шел тот самый молодой парень, который предлагал Милко выпивку в баре «Вспомнить все». Сейчас он был затянут в полетный комбез, на бедрах красовался ремень с кобурой.
Сибиряк улыбался во весь рот. От него за километр веяло симпатией и дружелюбием. Мне почему-то сразу захотелось улыбнуться в ответ, хотя никто не мог бы меня упрекнуть в излишнем человеколюбии.
А вот Милош нахмурился.
- Ты же собирался напиться.
Парень приближался, не переставая улыбаться.
- Не напиться, капитан Белич, а напоить вас, легендарного героя Трехдневной войны.
- Мы называем ее Дерьмовой войной, - поправил Милко, небрежно растягивая слова.
И по его замедлившейся речи и проявившемуся акценту, я понял, что и Милко ощутил нечто фальшивое в случайности этой встречи.
К сожалению, понял это и сибиряк. Все его обаяние вдруг исчезло: перед нами оказался опаснейший и готовый к схватке враг. Это понимание явилось внезапно, будто на голову опрокинули ушат холодной воды!
А дальше все вдруг перевернулось с ног на голову.