— Видишь, — сказал Скол, — я удовлетворил твой каприз. Но это было не обязательно. Я бы свернул ему шею после нашего разговора, чтобы он никому не смог его пересказать.
Кормак пожал плечами. Не стоило трудов объяснять Сколу, что он отослал этого раба из жалости, а не с намерением сохранить в тайне их разговор.
— Что ты думаешь о моем царстве — Баб-эль-Шайтане? — спросил Скол вдруг.
— Его будет трудно взять штурмом, — ответил норманн.
Скол дико засмеялся и осушил бокал.
— И сельджуки уже как-то в этом убедились, — икнул он. — Я же несколько лет назад обманом отнял его у турка, который им тогда владел. До турков здесь правили арабы, а до них — черт знает, кто. Он старый — фундамент его был заложен давным-давно Искандером Акбаром — Александром Великим. Потом столетия спустя пришли Руми — римляне, — которые расширили его. Парфяне, персы, курды, арабы, турки — все проливали кровь на этих стенах. Теперь он мой, и покуда я жив, моим он и останется! Я знаю его секреты — и этих секретов, — он бросил на франка хитрый и злой взгляд, полный зловещего смысла, — гораздо больше, чем считают люди, — даже те идиоты Надир Тус и ди Строцца, которые перерезали бы мне горло, если бы осмелились.
— Как же ты удерживаешь главенство над этими волками? — спросил Кормак без обиняков.
Скол расхохотался и выпил еще.
— У меня есть кое-что, что всем хотелось бы иметь. Они ненавидят друг друга, и я настраиваю их друг против друга. У меня — ключи ко всему. Они же недостаточно доверяют друг другу, чтобы пойти против меня. Я — Скол Абдур! Мужчины — лишь куклы, танцующие на веревках, я ими управляю. А женщины, — странный блеск появился в его глазах, — женщины — это пища для богов, — туманно добавил он.
— Многие мужчины служат мне, — продолжил Скол Абдур, — эмиры, генералы, вожди, ты сам видел. Что привело их сюда, в Баб-эль-Шайтан, на край мира? Честолюбие — интриги — женщины — зависть — ненависть — теперь они служат Мяснику. А что же привело сюда тебя, брат мой? То, что ты изгнанник, я знаю — твой народ лишил тебя права на жизнь, потому что ты убил одного эмира франков, некоего Конрада фон Гонлера. Но люди едут в Баб-эль-Шайтан, только когда умирает последняя надежда. Баб-эль-Шайтан — это край мира.
— Ну, — проворчал Кормак, — человек не может грабить караваны в одиночку. Мой друг сэр Руперт де Виль, Сенешаль Антиохии, попал в плен к Али Бахадуру, турецкому вождю, и турок отказывается обменять его на предложенное золото. Ты со своими людьми ездишь далеко и грабишь караваны, которые перевозят сокровища Хинда и Катая. С твоей помощью я сумею раздобыть сокровище столь редкое, что турок согласится принять его в качестве выкупа. Если же нет, то на свою долю награбленного я смогу нанять достаточно храбрых негодяев, чтобы выручить сэра Руперта.
Скол пожал плечами.
— Франки все сумасшедшие, — сказал он, — но независимо от причины я рад, что ты приехал сюда. Я слышал, что ты верен своему господину, и мне нужен такой человек, как ты. Нынче я не доверяю никому, кроме Абдуллы, чернокожего немого, который охраняет мою комнату.
Кормаку было очевидно, что Скол очень быстро пьянел. Вдруг он дико засмеялся.
— Ты спрашивал, что держит моих волков в узде? Любой из них мечтает перерезать мне глотку. Но — гляди, как я тебе доверяю — я покажу тебе, почему они не делают этого!
Он сунул руку за пояс и вытащил огромный драгоценный камень, который искрился в его большой ладони, словно маленькое озерцо крови. Даже Кормак прищурил свои глаза от его блеска.
— Дьявол! — пробормотал он. — Это же не что иное, как рубин, именуемый…
— Кровь Валтасара! — воскликнул Скол Абдур. — Да, это тот самый камень, который Кир Персидский вырвал из вспоротой мечом груди великого царя той кровавой ночью, когда Вавилон пал! Это самый древний и дорогой драгоценный камень в мире. Его не купишь даже за десять тысяч полновесных золотых монет.
— Слушай, франк, — Скол снова осушил бокал. — Я расскажу тебе легенду о Крови Валтасара. Видишь, какая странная у него огранка?
Он поднял его, и свет вспыхнул красными лучами на его многочисленных гранях. Кормак озадаченно покачал головой.
Огранка и в самом деле была диковинной, подобной он никогда не встречал ни на востоке, ни на западе. Замысел древнего резчика казался совершенно неведомым, далеким современному гранильному искусству. Отличие было существенным, но в чем именно оно заключалось, Кормак не мог определить.
— Этот камень огранял не смертный муж, — сказал Скол, — а джинн морской! Однажды давным-давно, в самом начале всех событий, великий царь, сам Валтасар, вышел из своего дворца, и, жаждая развлечений, направился к Зеленому Морю — Персидскому заливу. Он поднялся на борт золотоносой царской галеры, приводимой в движение сотней гребцов-рабов. И был там тогда некий Нака, ловец жемчуга, который, желая почтить своего повелителя, попросил царского дозволения обыскать дно морское, чтобы добыть царю редкие жемчужины. Валтасар дал свое дозволение, и Нака нырнул. Вдохновленный, он опустился на глубину, какой не достигал еще ни один ныряльщик, и через некоторое время всплыл на поверхность, держа в руке рубин редкой красоты, — да, вот этот камень.