Есть время смеяться - и время, когда смех уже замер.
Да, есть время смеяться - и время вспоминать об этом.
Конечно, Натанаэль, это был я, я, и никто другой, видевший, как волнуются эти травы - эти самые, которые теперь высохли, чтобы дать запах сену, высохли, как все скошенное, - эти живые травы, зеленые и золотые, качающиеся на вечернем ветру. - Ах, почему не вернется время, когда мы лежали на краю... и густые травы принимали нашу любовь.
Живность сновала под листьями; каждая из их тропинок была целой дорогой; и, когда я наклонился к земле и стал разглядывать лист за листом, цветок за цветком, я увидел массу насекомых.
Я узнавал влагу земли в порыве ветра и в природе цветов; так, луг был усеян маргаритками, но лужайки, которые мы предпочитали и которыми пользовалась наша любовь, были сплошь белыми от зонтичных растений, одни из них были легкие, другие - большие борщевики - непрозрачны и огромны. По вечерам в траве, ставшей более глубокой, они, казалось, плавали, как светящиеся медузы, свободные, оторванные от своего стебля, приподнятые волной тумана.
*
Вторая дверь - это дверь житниц.
Груды зерна. Я буду славить вас, злаки; золотая пшеница, притаившееся богатство; бесценный запас.
Пусть истощится наш хлеб! Житницы, у меня есть ключ от вас. Груды зерна, вы здесь. Будете ли вы целиком съедены, прежде чем мой голод утолится? В полях птицы небесные, в закромах - крысы; все бедняки за нашими столами... Хватит ли здесь пищи, пока не кончится мой голод?..
Зерна, я сохраняю горсточку. Я сею ее на своем плодородном поле; я сею ее в лучшую пору; одно зерно даст сто, другое - тысячу!..
Зерна! Там, где обилен мой голод, зерна, вы будете в изобилии!
Хлеба, проклевывающиеся сначала как маленькая зеленая травка, скажите, какой желтеющий колос придется нести вашему изогнутому стеблю? Золотое жниво, снопы и колосья - горсточка зерен, которую я посеял...
*
Третья дверь - в молочную.
Покой; тишина; бесконечное капанье из корзин, где обжимаются сыры; прессование брикетов в металлических формах; день за днем во время большой июльской жары запах свернувшегося молока кажется все более свежим и более пресным... нет, не пресным - но острота его столь незаметна и столь размыта, что ощущается лишь в глубине ноздрей и уже скорее как вкус, чем как запах.
Маслобойка, которую содержат в стерильной чистоте, небольшие бруски масла на капустных листьях. Красные руки фермерши. Окна, всегда открытые, но затянутые металлической сеткой, чтобы кошки и мухи не проникли внутрь.
Плошки, выстроенные в ряд, полны молока, все более и более желтого, пока не поднимутся все сливки. Сливки собираются медленно; они набухают, слоятся, и сыворотка отделяется. Когда она отойдет целиком, ее выливают...
(Но, Натанаэль, я не хочу все это тебе рассказывать. У меня есть друг, который занимается сельским хозяйством и к тому же замечательно говорит об этом; он объясняет мне полезность каждой вещи и учит, что даже сыворотка не должна пропасть. В Нормандии ею кормят свиней, но, кажется, ей есть и лучшее применение.)
Четвертая дверь открывается в хлев.
В нем невыносимо жарко, но коровы хорошо пахнут. Ах! Почему бы мне не оказаться в том времени, когда вместе с ребятишками фермера, вспотевшая плоть которых так хорошо пахла, мы бегали между ногами коров; искали по углам яслей яйца; часами наблюдали за коровами, следили, как падали, лопаясь, коровьи лепешки; спорили о том, какое животное начнет испражняться первым, и однажды я убежал в ужасе, решив вдруг, что одна из коров собирается родить теленка.
*
Пятая дверь - дверь хранилища для фруктов:
В дверном проеме - солнце, кисти винограда висят на бечевках; каждая косточка размышляет и зреет; тайно переваривает свет; выделяет ароматную сладость.
Груши. Обилие яблок. Плоды! Я вкушал вашу сочную мякоть. Я бросал семечки на землю; пусть взойдут! Чтобы вновь подарить нам удовольствие.
Хрупкое зернышко; обещание чуда; ядрышко; маленькая весна, дремлющая в ожидании. Семечко между двумя расцветами, семечко, пережившее расцвет.
Мы задумаемся потом, Натанаэль, о мучительном прорастании (усилия травы, вырывающейся из семечка, чудесны).
Но восхитимся теперь этим: каждому оплодотворению сопутствует наслаждение. Плод пропитан соком; и удовольствие - единственное постоянство жизни. Мякоть плода - вкусовое доказательство любви.
*
Шестая дверь - дверь давильни.
Ах, почему бы мне не растянуться теперь под навесом - где спадает жара возле тебя, во время выжимания яблок, рядом с кислыми выжимками.
Мы старались бы, ах, Суламита! Если наслаждение нашей плоти на влажных яблоках длится дольше и иссякает не так быстро - подкрепимся их сладостным ароматом...
Шум жернова баюкает мои воспоминания.
*
Седьмая дверь открывается на винокурню.
Полумрак; горящий огонь; темные механизмы. Внезапно возникающая медь тазов.
Перегонный куб; его таинственный гной тщательно собирают. (Я видел, как так же собирают сосновую смолу, болезненную камедь черешен, молочко каучуконосных фикусов, вино пальм со срезанных верхушек.)
Узкая склянка, целая волна опьянения сосредоточена в тебе, бьется о берег; эссенция, куда вошло все, что есть восхитительного и притягательного в плоде; восхитительного и благоухающего в цветке.
Перегонный куб! Золотая капля, которая вот-вот просочится. (В ней больше вкусовых ощущений, чем в концентрированном вишневом соке; другие благоухают, как луга.) Натанаэль! Вот воистину чудесное видение; кажется, что сама весна должна целиком уместиться здесь... Ах! Пусть мое нынешнее опьянение слишком театрально. Пусть я пью, закрытый в этом чересчур темном зале, который я больше не увижу, - пусть я пью, чтобы чем-то подбодрить свою плоть - и освободить свой ум, - ради того чтобы видеть все то нездешнее, чего я пожелаю...
*
Восьмая дверь - дверь каретного сарая.
Ах! Я разбил свою золотую чашу - я просыпаюсь. Опьянение - всегда лишь подмена счастья. Повозки. Любое бегство возможно; сани, ледяная страна; я впрягаю в вас, сани, свои желания.
Натанаэль, мы поедем навстречу всему и мы достигнем всего. В сумке возле сиденья у меня есть золото; в моих сундуках - меха, которые заставят почти полюбить холод. Колеса, кому под силу сосчитать ваши обороты во время гонки? Повозки, легкие домики. Пусть наша фантазия правит вами в поисках оставшихся радостей! Плуги, пусть быки проведут вас по нашим полям. Ройте землю, как кабаны: неиспользованный лемех в сарае ржавеет, и все эти инструменты... Вы все, неиспользованные возможности нашего бытия, в страдании, в ожидании - в ожидании, чтобы в вас запрягли желание, - для того, кто желает лучших краев...