На финал официант предложил шутку, снабдив её изрядной долей иронии.
Том попросил пощады, но ему не дали: хотя она и значилась в меню, но отсутствовала в наличии.
А я решил провести эксперимент сосответствия звука и буквы и заказал безвкусицу. Долго жевал, посасывая, да так и не понял, что же я жую? И, самое главное, в чём она содерожалась: в театральной постановке, кинофильме или эстрадном выступлении? Или же универсально – во всех трёх видах искусстества? Была ли она пропитана универсальностью? Универсальной сальностью? Уникальной верстальной сальностью? Унитарной унитазной кальной… Тьфу! Унисакральностью…
Мысли мои потекли по иному пути: много ли естественного в искусстве? Не перепутал ли я случайно безвкусицу с безыскусицей? Или же перепутал не я? А кто? Кто-то же перепутал? Но разбираться больше не хотелось: вкус отшибло начисто – прессингом шоу-бизнеса. И чем только людей ни кормят! Лучше бы не кормили.
В туалетной тихой комнате, куда мы завернули после шумного зала ресторана, висело то же самое объявление: «Кикать, микать и бикать – нельзя!» (Забегая вперёд, скажу, что мы так и не узнали, что оно обозначает, хотя натыкались на него неоднократно).
Меня поразило, что, хотя ресторан рекламировался как необыкновенный и в нём потребляли не настоящую пищу, а, как и укаказывалось, пищу для ума, туалет выглядел вполне обыденно, хотя в каждой кабине выстроилась та же святая троица унитазов: гидро, пневмо, электро…
Выйдя из ресторана, я погрузился в совсем минорное настроение – настроение миноги в норе. Может, от анекдотов? не надо было Тому их давать, такие сальные. Правда, он давно не ребёнок, но всё же. Или от безвкусицы?
Чтобы отволовлечь Тома от ненужных воспоминаний, а заодно и избаверться от собственных особо миниорных мыслей – от которых хотелось слегка орать, – я решил заговорить с ним о наиболее неприятной для меня в настоящее время вещи: о себе. Том, как настоящий друг, должен был поддержать меня в трудную минуту и позабыть о том, о чём должен был забыть. Так мне хотелось.
– Скажи, Том, как ты считаешь…
– До семи, – тут же среагировал он.
– Да нет, я не то имею в виду… Это Тщеславия ведь Ярмарка… Я попробую продать своё тщеславие – что ты посоветуешь? Рискнуть? Или не надо?
– А вдруг не купят? – заинтересовался Том.
– Ну, всё-таки Ярмарка-то Тщеславия. Неужели не купят? Раньше оно было ходовым товаром: вон, ярмарку специально создали. А не купят – выброшу в мусорный ящик, надоело. Куда я с ним? Ящиков вон сколько стоит… В какой-нибудь да поместится. Может, кто подберёт, приспособит для чего-нибудь. Пыль из ковров выбивать, например, или гвозди заколачивать…
Но я ошибся: стояли не мусорные ящики, а автоматы для продажи бранных слов и выражений. Сразу зазвучали в голове слова Высоцкого:
«У автомата – в ём ума палата
Стою я, улыбаюсь глуповато:
Он мне такое выдал, автомат.
Невероятно: в Ейске
Почти по-европейски.
Свобода слова, если это – мат».
Около шеренги автоматов нехорошо пахло – потому я и принял их за мусорящики. Их ряд змееился по некрутому склонцу, поднимаясь до видневшегося вдалеке здания с аккуратной вывеской «Школа злословия»
«Р. Шеридан», – сразу вспомнилось мне. При чём тут он? Это же надо понимать буквально…
– Может, зайдём? – предложил я Тому.
– А пошёл ты… – вяло ответил он.
«Хлюуиды летають… – испуганно подумалось мне. – Надо поскорейше ухьёдивать…»
– Да, не стоит, – сцепив зубы, согласился я. – Ничему хорошему ты там не научишься… Да и я уже всё знаю.
Солнце пекло так, что хлипкие соломенные шляпы не выдерживали его натиска, они едва не дымились. Вдобавок показалось, что и на солнце написано что-то неприличное. Или хотелось, чтобы казалось. Или хотелось написать.
Том снова открыл рот. Я с испугом посмотрел на него. Ну, сейчас сказанёт!.. Я похолодел… немного полегчало, но следом, от предчувствия того, что Том может сказать, меня бросило в такой жар, что я чуть не вспыхнул. Но Том произнёс:
– Сейчас бы холодненького чего-нибудь!
Пожелание вырвалось слишком громко – что называется, из глубины души, а здешние торговцы обладали повышенно утончённым слухом, и поэтому к нам незамедлительно подскочил ближайший разносчик и заюлил, словно на льду:
– Только у меня! Богатый выбор прохладительного. Полюбуйтесь: холодный цинизм, холодное отношение, холодное отчаяние, ледяная тоска…