– Близится вечер. И перемена погоды, – сказал Нур, – Пора возвращаться, Иван Антонович. Подумаем, как их рассмотреть, завтра. Возможно, придётся переместить Ананду к обрыву.
И скомандовал:
– Народ, ускорить движение! Домой!
А поторопиться следовало. Вокруг крестов сосредоточились цветные плазмоиды числом не менее десятка, в отдалении – множество медуз. Над крестами вспыхивали и гасли языки пламени, множество огоньков образовывали странные контуры. Ясно – не одним электричеством питается это войско. И заряжено многими видами энергии.
Внутри Сферы, когда все сняли скафандры и привели себя в порядок, Ефремов не удержался и сделал интересный вывод:
– А ведь мы с Нуром наблюдали местный социум. Или карикатуру на него. Не знаю… Крест – Король, рядом с ним Королева. Маленькие кресты, скорее всего – их потомство. К нам приближается правящая семейка. Медузы – их приближённые. Слуги, придворные. Все прочие – челядь, народ.
– Комикс получается, – заметил Демьян.
И принялся разъяснять Кее смысл земного слова. Взрослый гайянин едва ли стал его слушать. На Гайяне нет искусства и литературы в земном понимании. Даже аналогов. Но Кея усваивает новое легко. Нур думал о предстоящем. Ночью, после погодного всплеска, кресты наверняка атакуют Ананду.
Но ночь прошла спокойно.
Спиралодиск
Брамфатура Эрланга запульсировала. Спящий фаэт явно реагирует на изменение внешних условий. Роух привёл экипаж в нужное место. Необходимо понять, какой из феноменов планеты Дахмау выделить в приоритет. Но решение придёт.
Нур посоветовался с Ефремовым. И Сфера опустилась в точку на пятьсот метров восточнее, оставив скопление человеческих костей позади. Иван Антонович «включил» гайянское зрение и внимательно рассматривал жёлто-алый диск Железной звезды, окружённый багровым ореолом-кольцом. Солнце чёрного мира тонуло в тёмно-синем небе, украшенном редкими мутными пятнышками особо ярких звёзд.
– Я вспомнил, Иван, – сказал Нур, любуясь нечеловеческой гармонией небесных красок, – Имел я уже белую бороду, но без зелёной чалмы… Художник Геннадий Тищенко иллюстрировал твои книги. Изобразил он именно то, что мы с тобой сейчас видим. Почти точное совпадение. Я ему заметил, что такое видение возможно только при расширении оптического диапазона зрения. Он согласился, и сказал, что именно это имел в виду, когда рисовал Железную звезду в инфракрасном спектре. Вот его точные слова: «Разные частоты инфракрасного излучения отобразятся по-разному: более длинные волны будут видны как красные, оранжевые и жёлтые оттенки, а короткие, как голубые, синие и фиолетовые».
Иван Антонович удивился совпадению, но сказать ничего не успел. Помешал общий вздох. Утренний луч прожектора упёрся в вещь невиданную по форме и размеру. Ефремов, взволнованный до предела, с красным лицом, хрипло прошептал:
– Д-дисковидная с-спираль, р-рёбра н-на его п-поверхности оч-чень выпуклы…
Нур замер. Так и сказал, как написал в своей книге из прошлой жизни! Есть от чего взволноваться! Но «рёбер» отсюда не разглядеть, Иван Антонович видит то, что желает.
– Такая громада… Как они передвигаются в пространстве?
– Но, Иван, ты ведь в своих романах…
Ефремов не дал Нуру договорить:
– То были всего лишь предположения. Наука… Нуль-пространство, под-пространство… Чего только не накручено. А ведь где нет пространства, где нуль-пустота, там нет и протяжённости! Нет событий, никаких явлений!
– Отрицаешь самого себя, Иван? Но твоя фантастика, на мой взгляд, ближе к истине, чем твоя наука.
Ефремов раздвинул губы. Но улыбки не получилось. Спиралодиск, перенесённый сюда будто со страниц его романа, захватил все чувства.
– Я, как и прочие горе-фантасты, запутался в материи. Использовал слова, не понимая их значения. Мы не видели основы. И сейчас я мало что понимаю…
Нур немного удивился реакции Ивана Антоновича. Слишком он взволновался. Даже напрягся. Надо бы чем-то успокоить.
– Ты недооцениваешь себя, Иван. Я тебе говорил о художнике Тищенко. Он проиллюстрировал все твои вещи. И выпустил красочный альбом о человеке по имени Иван Ефремов. Тебе интересно?
Ефремов повернулся всем телом и спросил в полный голос, заставив поднять голову Фиргуна:
– Альбом? Художественный, с рисунками? Ещё бы не интересно! Подробнее можно?
– К сожалению.., – серьёзно сказал Нур, – Ничего более не скажу… Мне нельзя открыть то, что отстоит во времени дальше определённых дней. Связанных с записью собственных будущих воспоминаний.