Железная дверь отворяется. В проходе останавливается изумленный зрелищем Чернов. В его руках два пакета с едой, которые он ставит на пол, облокачиваясь о стену. Его гараж не похож на себя. Он словно видит его в зазеркалье. Его путешествующий взгляд останавливается на тонких, белых, как фарфор, коленях. Таких красивых, что он мог бы ослепнуть. Она тянется вверх, обнажая узкую нежную талию под футболкой. Тени падают на ее кожу, рисуя узоры, подсвечивая те места, при взгляде на которые он чувствует вину и стыд за свое непотребство. На напряженной изящной икре правой ноги рисуется, почти исчезнувший, белый длинный безобразный шрам. Невольно Паша опускает взгляд на свою руку, украшенную тем же, в ту же ночь.
— Что ты делаешь?
Варя оборачивается, чуть не падая с табуретки.
— А что, незаметно? Делаю уборку.
— Я же теперь здесь ничего не найду.
— Зато не споткнешься и не сломаешь ногу.
— Какая забота.
— Да, я тоже умею такой быть.
— Так далеко заходить не обязательно.
Негаданно дверь снова отворяется и на пороге оказывается Антон. Паша встречает его удивленными глазами.
— О, привет, Варь, ты опять здесь, — легко и быстро произносит он, глядя на нее.
Старший Чернов подрывается с места, заслоняя собой ее колени. Варя громко чихает от пыльной тряпки.
— Чего пришел?
— Будь здорова!
— Спасибо, — щебечет Варя.
— Как-то ты не рад встрече, после того, как я тебя выручил.
— Я благодарен от всей души. Чего хотел?
— Даша просила передать ей шампанское. Она завтра идет на день рождения к подруге. Боится приходить с пустыми руками.
— Иди в машине возьми.
— Так просто впустишь меня в свою машину?
— Да, вон ключи на столе лежат.
Антон делает пару шагов к столу, забирает ключи со стола. Застревает в проходе на пару секунд, разворачивается и говорит с усмешкой:
— А хорошо у тебя здесь, когда прибрано.
— Ты не опоздаешь?
— Куда?
— Я сказал иди уже.
— Ладно, я понял, — роняет Антон и выходит к машине.
— Зачем ты его прогоняешь? — спрашивает нахмуренная Варя.
Паша разворачивается к ней, обхватывает хрупкие драгоценные колени и бросает ее на матрац. Удивленная, она смеется и сопротивляется.
— Что ты творишь, прекрати!
Он набрасывает на нее расстеленное одеяло и заворачивает так, чтобы она не смогла выпутаться. Из-под укрытия вырывается взъерошенная волнистая голова. Варя сдувает со своего лба пушистую прядь волос.
Антон возвращается с бутылкой в руке. Кладет ключи на стол.
— Ладно, я пошел. Пока, — бурчит себе под нос.
— Подожди! — выкрикивает Варя.
Оба брата оборачиваются к ней и внимательно рассматривают. Один, подняв брови, второй, нахмурившись.
— Я собрала пакет вещей, их бы постирать, — произносит она, ерзая на подвижном матраце, пытаясь вылезти из ловушки.
— Сиди, я сам, — обрывает ее старший Чернов, — этот? — указывает он под стол.
— Да-да!
Он вытаскивает пакет, рассматривает содержимое, приподнимает одну из темных вещей, демонстрируя ей.
— Эта футболка разве грязная?
— Вполне, — отрезает Варя.
— Ладно.
Паша вручает пакет брату. Тот забирает его с недовольным видом.
— Хорошо устроились. Ладно, бывайте.
Антон скрывается в сумерках.
Оставшийся вечер они проводят за разговорами и ужином. Варя крепко засыпает сразу, как касается головой подушки.
Утро выдается бодрым и свежим, за скромным завтраком они обсуждают предстоящие дела. Засыпать и просыпаться в кровати не в одиночку становится чем-то привычным.
— Тебе никто не звонил? Мама или бабушка?
— Нет, они не такие отходчивые.
— Тебя уже должны были обыскаться.
— Ты плохо знаешь мою семью.
Паша в ответ лишь тяжело вздыхает.
— Сегодня нужно кое-что сделать, — констатирует Варя.
— Что?
— Сходим на место их старого дома. Я знаю, где это, Нина мне показала.
— Снова донимает тебя снами?
— Нет. Не совсем. Это неважно. Важно то, что предчувствие говорит мне посмотреть, что там осталось.
— Хорошо. Я постараюсь прийти с работы пораньше, часам к пяти.
У старой библиотеки тихо. Так же, как и в последний раз, желтая и зеленая полусухая трава уклоняется под порывами ветра. Цвета зори простираются, заливая все яркими красками.
Сгоревшая библиотека на своем месте, обдуваемая ветром, шатается и рассыпается, теряя свои частицы. Черная. Обугленная. Голая. Хрупкие стены страдают от собственного существования, ждут конца. По своей сути она напоминает старуху Смерть, с ее тонкими черными облезлыми балками, выбитыми стеклами, развивающимися на ветру кусками серых и желтых штор.