Валера, не обращая ни на кого внимания и приглушив чувство обиды, разместился на подоконнике в коридоре возле диспетчерской. Достал шариковую ручку и заполнил новый путевой лист, выписав из предыдущего показания спидометра и остатки горючего. Совершив привычную процедуру с математическими расчётами, он передал уже увлечённо болтающей с другим водителем Людмиле старую путёвку и вышел на улицу. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, провентилировал легкие от табачного дыма и подумал со злостью: «Вот дура. И чего цепляется? Соска размалёванная. Точно когда-нибудь на грубость нарвётся».
За идущим к машине Валеркой в окошко диспетчерской смотрела Людмила.
— Слушайте, мужики. Вот как из вас таких вежливых и обходительных интеллигентов в молодости получаются с возрастом похабники, бабники и ублюдки.
— Эй, Людмила, полегче на поворотах. Ты всех-то под одну гребёнку не ровняй.
— Я и не ровняю. Просто обидно.
— Чего тебе обидно?
— Было бы мне сейчас лет восемнадцать, я бы точно закадрила Валерку. Завидую его невесте. Кстати, а есть невеста у нашего интеллигента? — и она деланно рассмеялась.
Глава 4
Машина двигалась по дороге обычным маршрутом. Из гаража через улицы Рябикова и Ленина, минуя два перекрёстка, регулируемые светофорами на улицу Завойко к хлебокомбинату. За рулем сидел далеко не матёрый водитель-профессионал, но и не мальчик-новичок. Отец учил Валерку управлять машиной лет с восьми. Вначале сажал сына себе на коленки, доверяя самостоятельно крутить рулём. Валерка умело направлял «Уазик» по колее просёлочной дороги. Иногда, таким образом, они выезжали на грунтовую дорогу и колесили часами. Годам к двенадцати отец доверял Валерке самостоятельное управление. Надо сказать, что к этому времени мальчишка подрос и мог давить на педаль акселератора и выжимать сцепление. Уже в четырнадцать сын часто сидел за рулём семейного «Жигулёнка» тринадцатой модели. Что касалось мелкого ремонта и технического обслуживания, то отец и сын делали их самостоятельно. Зачем тратиться на станциях технического обслуживания, если есть руки и голова. Вдвоём всегда веселей, а за работой можно и поговорить о чем-то личном, получить совет отца.
Валерка лихо зарулил во двор хлебокомбината и привычно подогнал «Газон» к «причалу» под загрузку. Когда он выскакивал из кабинки, уже слышался скрежет отворяющихся створок хлебного фургона и скрип колёс хлебных тележек.
— Утро доброе.
— Привет, Валерка. Как сам?
— Спасибо, хорошо.
Пока грузчики заполняли фургон ещё горячим и поэтому парящим хлебом, он забежал в конторку за отгрузочными накладными.
— Теть Дусь, здравствуйте.
— О, молодой и перспективный. Ну, заходи. Так. Маршрут прежний. Скоро будешь меньше ездить.
— Почему?
— Как почему? Ученики уйдут на каникулы, школьные столовые закроются.
— Конечно. Я как-то не подумал. Наверное, потому, что постоянно думаю о том, что могу в Советскую Армию загреметь «для прохождения службы».
— Ну, сынок это тоже дело. Надо же кому-то Родину защищать.
— Согласен, но большим желанием не горю.
— Два года быстро пролетят. Не успеешь соскучиться по родным, как уже дома будешь.
— Хорошо если два, а то можно и на все три во флот влететь. У меня же за плечами морской техникум.
— Так и то не плохо. Мир посмотришь.
— Да-а-а…
Получив накладные, Валерий вышел на улицу. Створки хлебного фургона были уже закрыты. На «перроне» стояли грузчики. Они курили и мирно обсуждали волнующую их тему, грядущий переход работы комбината на хозяйственный расчёт. Валерка запрыгнул в кабину, вставил ключ в замок зажигания и нажал на педаль газа. Двигатель, рыкнув, монотонно заработал. «Садик «Солнышко», — сам себе сказал Валера. Машина тронулась.
— Вот салага. В армии не служил, а уже за баранкой. И чего дома не сидится? Не отдыхается? — сказал один грузчик другому, провожая машину взглядом.
— Тётя Дуся говорила, что он в институт собрался поступать. Поступит — в армию не пойдёт.
— Этот обязательно поступит, очень самостоятельный и настырный. С годами к нам вернётся директором, — смеялись грузчики.
Валеркин рабочий день шёл привычным порядком. Он переезжал от «точки к точке», развозя хлеб. Во время переездов и ожиданий погрузки или разгрузки мысли возвращались к больной теме — об армии.
Как много всяких гадостей о службе говорили знакомые. Нет, нет, а об этом уже писали газеты, журналы и показывали по телевидению. О процветающей «дедовщине» жужжали все: и те, кто уже отслужил, и те, кому ещё предстояло служить. Особенно изгалялись те, у кого армия была «за плечами». Из их уст слышались просто ужасные рассказы, но не про то, как над ними издевались «дедушки», а всё больше, как они вымещали на молодых всю ненависть и злость, все свои страдания, перенесенные в первые месяцы службы. Всё это пугало и наводило ужас. Ещё пугала перспектива попасть служить в Афганистан. Вполне естественно, что служить особого желания не было.