Джеззи жила с матерью в маленькой квартирке в Арлингтоне близ станции метро «Кристал-Сити». Это жилище она называла «кельей самоубийц» и все время собиралась переехать, но после развода с Деннисом Келлехером прошел уже год, а она все не трогалась с места.
Деннис проживал в Джерси и все еще пытался сделать карьеру в «Нью-Йорк таймс». В глубине души Джеззи с самого начала знала, что у них ничего не получится. Единственное, что у него отлично получалось, — это изводить Джеззи и заставлять ее сомневаться в себе самой. В этой области он был непревзойденным мастером. И все-таки она не сдалась.
У нее слишком много работы и нет времени, чтобы съехать от матери, — так она оправдывалась перед собой. У нее также не оставалось времени на личную жизнь — она предпочитала беречь душевные силы в надежде на серьезную счастливую перемену. Не менее двух раз в неделю Джеззи подсчитывала свои капиталы: она была обладательницей двадцати четырех тысяч долларов. Привлекательная, почти красивая женщина тридцати двух лет. А Деннис — почти хороший писатель.
Она всегда считала, что у нее есть силы бороться. Просто иногда бывает нужна передышка. Вот как сейчас.
Джеззи отхлебнула пива и закусила кусочком чеддера. Отлично, именно это зелье обожал ее отец. Вторую бутылку прихватила с собой в душ. Перед глазами по-прежнему стояло синее личико Майкла Голдберга. Нет, она не позволит себе больше о нем думать. Не позволит чувству вины захлестнуть себя. Детей похитили во время ее отпуска. Вот с чего все началось. И все. И хватит об этом.
Айрин Фланаган закашляла во сне. Тридцать пять лет она проработала в телефонной компании. У нее есть квартирка. Она мастерски играет в бридж. В этом и состояла сейчас вся ее жизнь. Отец Джеззи двадцать семь лет прослужил в полиции округа Колумбия. Инфаркт настиг его на дежурстве — внезапно, посреди многолюдной улицы, в толпе, среди чужих людей, которым не было до него дела. Так об этом рассказывала сама Джеззи знакомым.
Уже в тысячный раз Джеззи подумала, что пора переезжать из материнской квартиры. Давай, девочка, измени жизнь, двигайся, не стой, не замирай на месте. Она не замечала, что стоит под душем с пустой бутылкой в руке.
— Пьянство окаянное, — пробормотала Джеззи. Ей явно не хватало третьей бутылки. А может, и еще чего-нибудь.
На какое-то мгновение удалось забыть о Майкле Голдберге. Но не до конца. Да разве сможет она когда-нибудь забыть об убитом ребенке? Последние годы Джеззи сознательно училась забывать — чтобы любой ценой избавляться от лишней душевной боли. Ведь глупо мучиться, если все равно не можешь помочь. Попутно она старалась избегать и близких душевных отношений, влюбленности, искренней дружбы и прочего, что приносит переживания. Весьма удобная позиция: ведь в жизни почти все — обычная сделка. Так что ей лучше обойтись без любви. Звучит ужасно, но это так.
А в некоторые моменты даже хорошо, что всегда и везде ощущаешь деловой подход. Так легче изживать день за днем и не поддаваться ночным кошмарам. При таких условиях она может держать себя в руках, во всяком случае, до привычной вечерней выпивки.
Джеззи — отличный коп, имеющий все навыки, чтобы уцелеть в схватке в преступниками. Конечно, она умела постоять за себя и в обыденной жизни. Агенты поговаривали, что она — настоящий мужик в юбке, что приходилось принимать как комплимент, тем более что офицерских погон женщины удостаивались крайне редко[4].
В час ночи Джеззи поняла, что пора прокатиться на мотоцикле. Она задыхается в стенах крошечной арлингтонской квартирки, ей необходим глоток свежего воздуха.
Мать услыхала, что Джеззи открывает входную дверь:
— Джеззи, куда так поздно? Джеззи? Джеззи, это ты?
— Хочу прогуляться.
«Рождественская распродажа в парке Молл» — гласили рекламные щиты на стенах. Как цинично все это выглядит на фоне удручающих событий сегодняшнего дня. Поскорее бы прошло Рождество. Завтрашний день просто пугает.
Джеззи умчалась на своем мотоцикле в ночь — то ли убегая от своих наваждений, то ли пускаясь за ними вдогонку.
Наступило Рождество Христово, а Христос был распят во искупление грехов человеческих. В том числе во искупление грехов Джеззи Фланаган. Может быть, и Майкл умер во искупление грехов? Может, в этом все дело? — думала Джеззи. Она немного спятила от всех этих мыслей, но продолжала контролировать себя. Весь ужас в том, что она всегда себя контролировала.
Напевая «Зимнюю сказку», Джеззи неслась по шоссе со скоростью сто десять миль в час, подальше от Вашингтона. Ей было очень страшно — но не от быстрой езды…
Глава 19
Наутро полицейские обшарили каждый квартал Вашингтона и ближайшие пригороды в Мэриленде и Вирджинии. Заходили буквально в каждый дом. Сити наводнили полицейские машины, возвещавшие через громкоговоритель:
— Мы ищем Мэгги Роуз Данн, девять лет, блондинка, волосы длинные, рост четыре фута три дюйма, вес семьдесят два фунта. Каждому, кто имеет сведения о ней, гарантируется вознаграждение.
В доме Данноd работало с десяток фэбээровцев. Кэтрин Роуз и Том Данн, потрясенные смертью Майкла, постарели лет на десять. Все находились в напряженном ожидании очередного звонка от Сонеджи.
Мне пришло в голову, что он специально задумал позвонить именно в день Рождества. На минуту показалось, что я уже знаком с ним. Хоть бы он позвонил, хоть бы попытался что-то предпринять и совершил при этом грубую ошибку… Мне не терпелось схватить Сонеджи.
В одиннадцать утра Группа по спасению заложников собралась в гостиной Даннов. Нас было примерно двадцать человек, и всю информацию мы получали только от ФБР. В доме царила суматоха. Что же еще успел сотворить «сын Линдберга»?
Мы все еще пребывали в неведении. Просочились слухи, что Даннам пришла какая-то телеграмма, не похожая на предыдущие нелепые послания. Наверняка она от Сонеджи.
Последние пятнадцать минут фэбээровцы монополизировали все данновские телефоны. К половине двенадцатого подъехал специальный агент Скорее, прервав празднование Рождества в семейном кругу, а еще через пять минут примчался шеф Питтмен. Вызвали комиссара полиции.
4
В оригинале — игра со словом «cojones», которое переводится как «яички» и «отвага, мужество». Офицерские знаки отличия называются brass cojones