Он сидел в кресле, сделанном в стиле Людовика XVI, рядом со своей супругой (занимавшей другое такое же кресло); это она уговорила месье Лесюра прийти на частный показ весенних мод. Поддавшись ее настояниям, он доказал свою любовь и привязанность, ибо месье Лесюр был человеком весьма занятым, у которого, можно полагать, было много дел куда более важных, чем восседать в кресле и больше часа наблюдать парад дюжины прекрасных юных дев в поминутно меняющихся нарядах. Он, конечно, не думал, что какой-то из этих нарядов может преобразить его жену — высокую даму пятидесяти лет с угловатой фигурой и непропорционально крупными чертами лица. Но он и женился-то не ради ее прекрасных глаз, и она сама даже в первые, самые страстные дни медового месяца не обманывалась относительно мотивов его сватовства. Он женился на ней для того, чтобы объединить процветающие сталелитейные заводы, наследницей которых она была, со своим не менее процветающим производством паровозов. Их брак оказался удачным. Она наградила мужа сыном, который умел играть в теннис почти как профессионал, танцевать, как наемный танцор, и не пасовать при игре в бридж с каким угодно партнером; а также дочерью, которую он смог обеспечить приданым, достаточным для того, чтобы выдать ее замуж за почти настоящего князя.
У месье Лесюра были основания гордиться своими детьми. Будучи предусмотрительным и осторожным, он сумел запастись контрольными пакетами акций сахарного завода, автомобильного завода, киностудии и газеты; и, наконец, он накопил столько денег, что ему удалось убедить свободных и независимых избирателей одного участка послать его своим представителем в сенат. Он был человеком приятной наружности, внушительного телосложения, имел румяное лицо, коротко подстриженную седую бороду, лысый череп и жировые складки на затылке. Не было необходимости бросать взгляд на красный знак отличия, украшавший лацкан его черного сюртука, чтобы уяснить себе, что он человек значительный. Он умел быстро принимать решения, и, когда его жена, покинув салон, выразила желание направиться в некий дом играть в бридж, он расстался с ней, объявив, что в порядке моциона пойдет пешком в сенат, куда его призывал долг перед родиной. Однако он не предпринял столь дальней прогулки и ограничился тем, что стал шагать взад и вперед по переулку перед задней дверью салона, через которую, как он знал, манекенщицы выходят по окончании рабочего дня. Он не прождал и четверти часа, как появление стайки женщин, одни из которых были молоды и привлекательны, а другие не столь молоды и вовсе не привлекательны, подсказало ему, что наступает минута, которой он ждал; и действительно, почти сразу же из дверей появилась Лизетта. Сенатор вполне отдавал себе отчет в том, что эта юная особа едва ли влюбится в него с первого взгляда, однако он знал, что богатство и положение не раз перевешивали недостатки его внешности и избыток возраста. Лизетта вышла в компании юной девицы, что, возможно, смутило бы человека менее значительного, чем сенатор, но он не поколебался ни на йоту и, подойдя к Лизетте, приподнял шляпу (достаточно вежливо, но не настолько, чтобы показать свою лысину) и поздоровался с ней.
— Добрый вечер, мадемуазель! — сказал он, мило улыбаясь.
Она бросила на него быстрый взгляд, и ее алые губы едва дрогнули в улыбке; приняв неприступный вид, она повернулась и, заговорив с подругой, проследовала с ней по переулку, всем своим видом выражая величественное безразличие. Отнюдь не обескураженный, сенатор шел за девушками на расстоянии нескольких метров. Они свернули на бульвар, до¬шли до площади Мадлен и там сели в автобус. Сенатор был вполне удовлетворен. Из этой сцены он сделал несколько логических выводов. Лизетта отправилась домой с подругой, стало быть, у нее нет постоянного поклонника. Она отвернулась и не ответила на его обращение, значит, она скромна и хорошо воспитана, а он ценил это в молодых хорошеньких женщинах. А ее плащ, простая черная шляпка и вискозные чулки свидетельствовали о ее бедности и, следовательно, добродетели. В этом простеньком наряде она выглядела почти такой же привлекательной, как и в дорогих одеяниях, в которых предстала взору сенатора в салоне. Он почувствовал, как его что-то кольнуло в сердце. Уже несколько лет он не испытывал этого ощущения, столь сладостного и в то же время щемящего, однако сразу понял, что именно оно означает.