—▫Любознательность — отнюдь не диагноз. Знаешь, что сказал по этому поводу Оскар Уайльд?
—▫Не знаю и знать не хочу. Это дурость, а не любознательность!
—▫Он сказал: «Знаете ли вы, как велико женское любопытство? Оно почти не уступает мужскому».
—▫Я догадывалась, что ты шизик, но не предполагала, что в такой степени!
—▫Вот и поговорили…— пробормотал я, осторожно заглядывая в следующий коридор,— звуки органа крепли и нарастали, мы, без сомнения, двигались в правильном направлении.
Коридор привел нас к лестнице, и, поколебавшись, я решил, что нам лучше подняться на второй этаж, чем плутать дальше по бесконечным переходам. Лика попыталась возражать, но я, не желая тратить время на препирательства, начал подниматься по ступенькам.
Звуки органа становились всё громче, безошибочно указывая нужное направление. Мы прошли ещё один коридор и оказались на неширокой, похожей на балкон галерее, опоясывавшей просторный, центральный, по-видимому, зал особняка.
—▫Мы сами себя загнали в ловушку, из которой не выбраться…— скорбно сказала Лика.
Я не ответил, ослеплённый ярко-лимонным светом, оглушённый зловещим болботанием, усиленным и искажённым высоким полукруглым сводом зала.
—▫Уип-пур-вилл… Уип-пур-вилл. Уип-пур-вил, Шуб-Ниггурат! Нгхок-нгхор-нгар-лар, Ньярлатотеп! Ийи-ийя фхтаги-нгах, айи Йог-Сотот! Йгнай-иих! Йяа Хастур кф’айяк’вулгтмм, вугтлаглн вулгтмм! Цатоггуа, мгрибхи мбаг!..— шептал, шипел и гремел, повышаясь временами до оглушительного рёва, голос чёрного мага.
—▫Саня, пойдем отсюда!▫— Лика потянула меня за руку, но я вырвался и шагнул к ограждению галереи, мельком отметив, что оно набрано совсем недавно из балясин заводского изготовления.
Заглянув в зал, я прежде всего увидел начерченное алой краской кольцо. Оно располагалось в центре квадратного зала и было поделено алыми радиусами на равные части. В основании каждого радиуса стояла золотая скульптура. Их было двенадцать, и в двух из них я узнал несчастных грибников, стоящих напротив друг друга. В середине кольца, на пересечении алых линий, возвышался треножник с чашей, из которой поднималась белёсая струйка дыма.
В дальнем конце зала, посреди малого, нарисованного голубой краской кольца стоял чёрный маг, державший в руках хрустальную сферу, мерцавшую всеми оттенками жёлтого, оранжевого и красного. Слева от него, в зелёном кольце, стоял господин Мамелюкин, лицо которого напоминало гипсовую маску. Всю противоположную стену зала занимал орган, подле которого толпились парни в камуфляже, скрывавшие фигуру музыканта.
—▫Какое-то ритуальное действо…— пробормотала Лика, выглядывая за балконное ограждение.
—▫По-моему, это больше похоже на постановку любительского театра,— возразил я.— Причём хорошим вкусом художник-постановщик не отличается.
Золотые фигуры, цветные кольца, намалёванные на инкрустированном паркете, звуки органа, завывания чёрного жреца и его маскарадный балахон — всё отдавало китчем, дешёвкой, самодеятельностью, шарлатанством. И всё же было в этом аляповатом смешении локальных красок и нарочитой торжественности что-то зловещее. То ли шут примеряет на себя маску злодея, то ли злодей вырядился шутом…
Звуки органа, достигнув крещендо одновременно с воплями мага, стали стихать. А когда они окончательно угасли, маг двинулся в центр красного кольца и положил хрустальный шар в венчавшую треножник дымящуюся чашу. После этого он подошёл к одной из золотых фигур — женщине в спортивном костюме, в ужасе отшатнувшейся от чего-то мерзкого и прикрывшей рот рукой,— вытащил из складок чёрного балахона аэрозольный баллончик и прыснул в лицо статуи. Затем проследовал к другой фигуре, третьей…
В наступившей тишине я услышал резкий щелчок, обернулся и увидел, что Лика, забыв все свои страхи, увлеченно фоткает то, что было задумано как ритуальное действо, а выглядело бездарным балаганом.
Мне показалось, что щелчки «хасселя» разносятся по всему залу, и я уже открыл рот, чтобы остановить её, но вовремя сдержался. Раз уж мы рискнули взглянуть на затеянный Мамелюкиным спектакль, так почему бы его не оцифровать? Так или иначе, сумасшествие Игоря Евгеньевича стоило жизни по крайней мере дюжине человек, и ему придется за это ответить. А фотографии послужат уликами или хотя бы поводом начать расследование…
Из всего, что я видел, меньше всего мне нравилось то, что золотых фигур было двенадцать. Не могу объяснить почему, но число это навевало тревогу и вызывало ряд не имевших, казалось бы, отношения к происходящему ассоциаций. Двенадцать апостолов, двенадцать знаков зодиака, двенадцать подвигов Геракла, «Двенадцатая ночь» Шекспира, «Двенадцать» Блока, допотопный фильм «Двенадцать разгневанных мужчин», ляпа на эту же тему Михалкова… Двенадцать месяцев, двенадцать могил Насреддина, «В двенадцать часов по ночам из гроба встаёт барабанщик» и там же, в тот же час, у Василия Андреевича Жуковского «встаёт полководец»…