—▫Отберите у неё фотоаппарат,— сипло проговорил он, и белобрысый протянул руку к оттягивавшему Ликино плечо «хасселю».
—▫Тогда уж сразу расстреляйте!▫— взвилась она.— Мне без него разве что на панель идти — с голоду сдохну!
—▫Можно и расстрелять,— бесцветным голосом согласился Мамелюкин, и я поразился тому, как осунулось и побледнело его лицо, сгорбилась фигура, обвисли плечи.— Но мелочиться — не в моём стиле. Без меня сгинешь. К тому же ты была Милиной подругой…— По лицу его прошла судорга, и он, кривя рот, спросил у охранников: — Может кто-нибудь стереть всё, что она тут нащёлкала?
—▫Я могу попробовать,— вызвался второй охранник — медведеподобный мужик лет тридцати — тридцати пяти.
—▫Ради бога, только поосторожнее! Там всего-то и надо нажать вот на эту кнопку и…
—▫Разберусь,— прервал Лику мужик с квадратной челюстью, широким лбом и щёткой ржаво-седых усов, принимая у неё «Хассельблад», стоимость которого равнялась четырем «матисам».
—▫Вы верите, что вызванные вами Великие Старцы действительно явятся в наш мир?▫— спросил я, всё ещё не в силах уяснить, псих передо мной или человеконенавистник, отыскавший способ расчесться с людьми за нанесённые ему реальные и мнимые обиды.
Господин Мамелюкин уставился на меня пустыми, тусклыми, как истёртая монета, глазами и, отвечая скорее собственным мыслям, чем на мой вопрос, пробормотал:
—▫Лучше было бы вызывать Великих Старцев на арене какого-нибудь древнего колизея, пропитанного кровью. Но, если вдуматься, это место тоже имеет свои плюсы. На расположенном неподалеку Ораниенбаумском пятачке во время Второй мировой были убиты более двадцати тысяч солдат. Так что почва хорошо подготовлена и аура, по словам, Хасаара, соответствует…
—▫Готово,— доложил медведеобразный охранник, протягивая Лике её бесценный «хассель».
Господин Мамелюкин помолчал, словно вспоминая, о чём идёт речь, и, глядя куда-то мимо нас, приказал:
—▫Проводите их за ограду. Пусть убираются прочь.
—▫Игорь Евгеньевич!..— начала Лика, но Мамелюкин уже отвернулся от нас и двинулся в дальний конец зала, к стоявшему возле органиста чёрному магу.
—▫Пошли.— Медведеобразный тронул меня за плечо, и мы двинулись прочь.
На улице было ещё светло. Вечернее солнце вызолотило двор и стоящие на парковке машины, уподобив жёлто-алые клёны гигантским языкам пламени. На нас пахнуло скошенной травой, влажной землёй и бензином. Бодрящий ветерок освежил лица, а воздух, по-осеннему праздничный и прозрачный, заставил дышать полной грудью.
Охранники подвели нас к «матису». Белобрысый расстегнул сковывавшие нас наручники и протянул мне вместе с ключом:
—▫На память. Весьма разнообразят любовные игры.— И, обращаясь к Лике, добавил: — Уезжайте отсюда. Через год здесь будет нехорошо. Очень нехорошо.
Створки ворот разъехались в стороны, и Лика пообещала:
—▫Уедем.
«Ну, это мы ещё поглядим»,— подумал я, но вслух ничего говорить не стал. Поговорить мы ещё успеем, когда «матис» отъедет подальше от этого чертова особняка.
Часть 2
Ветер иных миров
Когда лица расслабились, голоса зазвучали громче и гости Михаила утратили чёткость дикции, я выбрался из-за стола и отправился в туалет. После чего, вместо того чтобы вернуться на кухню, прошёл в просторную комнату, которую Михаил высокопарно называл «главной мастерской». В огромной полуподвальной квартире имелись ещё две «малых мастерских», спальня и кухня-столовая, где покончившие с закусками гости приступили к плову. Они-то уже были у Миши не раз и насмотрелись на его картины, я же, попав сюда впервые, был сразу проведён к праздничному столу и познакомиться с творчеством хозяина дома не успел. Что и неудивительно, поскольку мы оба ухаживали за Катей и быть мне здесь, по логике вещей, не полагалось.
Не полагалось в качестве соперника. Зато в качестве фотографа, который мог за приемлемую цену создать каталог Мишиных работ, я был желанным гостем. Так что Мишин интерес ко мне был понятен. Мой к Мише — тоже. Успешно работающие художники в наши дни редкость, мне, во всяком случае, попадались одни неудачники, с которых, понятное дело, взятки гладки. Был свой интерес и у Кати — сравнить двух ухажёров и выбрать лучшего. Она имела право выбирать, поскольку была хорошенькой и в меру умненькой — чудесное сочетание для девушки двадцати двух лет.
—▫Можешь звать меня Лориэль,— разрешила она мне при знакомстве.
—▫А ты меня — Мерлином,— не без ехидства предложил я.