Но барин молчал, поигрывая желваками на лице, и было заметно, что он напрягся.
- У вас что ни день, то бес, - проворчал Алексей Михайлович, - семь бесов на дню, а по правде - склоки крестьянские.
- Я сам видел барин, вот вам крест, - перекрестился управляющий.
- На твоей совести, Митрофан, а ежели ты меня по пустяку с места сдвинул, то прикажу тебя выпороть и до самого Петербурга с голым задом послать без сапог, - прорычал барин и встал с кресла. Митрофан стремительно убежал подальше от гнева дворянского, а князь велел нести теплое белье.
Вокруг избы шумно стоял народ: одни молились, другие матерились, третьи сплетничали. Сани со скрипом остановились перед толпой, чуть было не задавив зевак, которые заставили извозчика в очередной раз вспомнить свой богатый лексикон. Мужики помогли князьям спуститься, но Алексей Михайлович дальше идти не пожелал:
- Эта та самая девка, что я обрюхатил намедни...
Князь Василий не ответил, лишь громко скрипнул зубами.
- Сам поглядишь? Голова у тебя светлая, может быть, ты самостоятельно разберешься, а то не хочется мне проблем, я же наметил председателем уездного дворянства стать, - упрашивал хозяин имения.
Князь Василий Александрович печально выдохнул и ответил:
- Будь здесь.
Толпа расступилась перед князем, но гул не утих. В избе повис нестерпимый смрад: пахло гнилой мертвечиной. Батюшка громко молился и тряс распятием. А на полу, закутанная в белье, лежала молодая девушка. Лицо, изуродованное струпьями и чирьями, скорчилось в гримасе полной ненависти. Девица дергалась, как еретик на раскаленной жерди; рядом сидели двое мужиков, пытающиеся удержать ее на полу, но крестьянка дернула руками и раскидала мужчин по углам.
- Выйдите отсюда, и вы, батюшка, тоже, - со спокойствием в голосе повелел князь.
Мужика только рады были уйти подальше от чертовщины, но вот поп был в замешательстве.
- Господь с тобой, не убоюсь я зла... Дьявол ее взял. Не могу я уйти... - запинался монах.
Девушка каталась по полу, яростно ругаясь на незнакомом языке. Подняв голову на священнослужителя, она плюнула в него и мерзко засмеялась испражнившись прямо на пол. Сорвав с себя сарафан, девушка обнажила свое тело, села на пол и раздвинула ноги перед монахом.
- Окстись, раба божья... - наставил напоследок пораженный монах и выбежал на мороз.
Одержимая поднялась с пола, провела рукой по своему лицу, оставив кровавые царапины, и медленно зашагала к князю.
Барин вскинул руку и прошептал слово...
Становилось нестерпимо холодно. Все, кто караулил избу одержимой, - в ожидании чего-то невиданного, чтобы перед сном обязательно посплетничать об этом сидя на печи, - продрогли уже, казалось, до самой души, но еще немного, и дух не стерпит. Русской зиме совсем неважно кто ты: царевич или простолюдин - она ко всем одинакова. Шесть месяцев в году у человека, после того как петух запоет, всегда неизменно одно желание: согреться. Вот и хозяин имения хотел того же, что и все.
Мороз колол ледяными иглами пальцы на ногах, и Алексей Михайлович уже с трудом ими шевелил. От холода он спасался под шубой и шерстяным пледом, но и уехать он не мог: нельзя было пускать все по течению, потому как высокое положение среди остальных дворян в сугробе не валялось, к тому же, он должен был дождаться друга. И будущий председатель - а он себя видел таковым - верил в то, что Василий Александрович сможет решить все за раз. А если не получится, то всегда можно воспользоваться мышьяком, но это последняя черта, за которую переходить вовсе не хотелось. В его мозгу едва заметным бликом мелькнула идея поджечь соседний дом кузнеца, чтобы снова ощутить спасительный жар на щеках, - но тут, как сказали бы деревенские, бес попутал!
Луна, кажется, тоже решила поглядеть на чертовщину, и выплыла из-под облаков. Среди жителей деревни разговоры не утихали, однако, когда из дома вышел князь Василий, все будто приняли обед молчания. Он был без шубы, в промокшей насквозь рубахе, и от него в небо поднимался пар, словно Василий искупался в прорубе на крещение.
- Ну что? - тихо спросил Алексей Михайлович, добежав по сугробам к лачуге.
- Изгнал, - устало ответил князь.
Алексей Михайлович поигрывал красным вином в бокале. Напиток Диониса, цвета спелой вишни, ударялся о стенки хрусталя; хозяин усадьбы топил свой взгляд в вине, лишь бы не смотреть на друга, который, как оказалось, скрывает очень многое. Не рассчитав силы, барин случайно перелил вино через край, и на темно-серо турецком ковре растеклось кроваво-красное пятно. Пока их не было в кабинете, камин пополнили дровами, отчего стало еще теплее и уютнее.