На первый взгляд, никаких внешних повреждений на трупе не было. Только на затылке был довольно крупный желвак, однако, как предположил наш почтенный доктор Розенплентер, это было следствием падения. Молодой человек, видимо, чего-то страшно испугался и упал навзничь как стоял – прямо, словно подрубленное дерево. И со всего размаху приложился затылком о дубовые доски пола.
– Сильный удар о пол мог, конечно, послужить причиной смерти, – по своему обыкновению тихо докладывал Владимир Карлович. – Но… На вид молодой человек довольно крепок… Ежели только какие-то прижизненные патологии были… Скорее, сердечный приступ. Отсюда и такая гримаса – подобное случается. Вернее скажу после вскрытия. Судя по трупному окоченению, смерть наступила нынче ночью, часа четыре тому.
– Это около двух часов пополуночи…
– При покойном обнаружены: платок без меток, – это уже помощник пристава Пульхров, толковый молодой полицейский, докладывал, – денег двадцать семь рублей и тридцать две копейки с половиною, золотой брегет на цепочке, перстень, тако же золотой, с большим прозрачным камнем, золотая же заколка для галстука с голубоватым прозрачным камнем и буквами «В» и «С»…
– Стало быть, не ограбление…
Коллежский регистратор2 согласно кивнул и продолжал:
– Еще найдены были две фотографические открытки фривольного содержания и записная книжица.
Я взял в руки небольшую книжечку в черном кожаном переплете. На линованных страничках аккуратным бисерным почерком были начертаны адреса, а напротив них – женские имена. К сожалению, все адреса были явно не в нашем городе – названия улиц были мне незнакомы. И еще было много стишков, довольно пошлых и безвкусных.
Было ясно, что погибший – молодой ветреный повеса, охочий до развлечений бездельник, беспутный сын богатых родителей. Но ничего, что давало бы возможность установить его личность, обнаружено не было. Только две буквы на заколке. Не густо…
Хватиться отпрыска такого поведения родные могли и не скоро. Известное дело – современная молодежь!
– Дом принадлежит купчихе Дюжевой. Но уже несколько лет пустует. Мебель, как изволите видеть, вывезена. Двери закрыты на замки. Из-за этого, собственно, городовой и решил проверить дом, – Пульхров повернулся к Губореву.
– Так что, ваше высокобродь, – с обстоятельностью старого служаки начал о. – Я при обходе приметил, что замок на парадном как будто сломать пытались – он был повернут с ног на голову. Дужкой вниз, значит. А на двери были свежие царапины и накладная петля погнута. Однова, замок крепкий оказался, либо взломщик неопытный. Ну, я, на всякой случай, решил проверить со двора. Свистнул в свисток. Прибег вот, городовой Ракитин. Вдвоем пошли во двор. Глядь, а дверь-то черного хода приоткрыта. Она сызнутри была на задвижку заперта. Вот кто-то ее гвоздиком либо каким иным острым прутом ее сдвинул. Там, изволите видеть, царапины остались.
При этих словах городовой хотел было продемонстрировать царапины наглядно и жестом предложил мне пройти к двери черного хода. Но я лишь махнул рукой – не для чего. Знал я Губорева не первый день и в подобных вещах ему вполне привык верить.
– Ага, – удовлетворенно кивнул тот, явно оценив мое к себе доверие. – Стало быть, вошли мы с Ракитиным. Прошлись по комнатам – пусто и никого нет. Решили, что кто-то побаловался, да под конец заглянули в эту комнату. И вот…
Он неловко покосился на труп.
– Позвольте, ваше высокоблагородие? – вдруг подал голос Ракитин.
– Да, говорите.
– Тут дело такое, что во всех комнатах порядок. Ну, то есть хочь мебели нету, но все цело. А здесь вон в стенках дырья пробиты! И как– будто, не столь давно – мусор лежит, да еще видно, что пыль на полу стерта.
– Какие дырья? – удивился я, оглядывая стены.
– А вот, извольте видеть!
Городовой носком сапога передвинул одну из керосиновых ламп, стоявших на пыльном полу и ткнул пальцем. Но я уже и без того увидал небольшое, дюйма два, аккуратное отверстие, черневшее на белой стене в двух аршинах3 от угла комнаты и на высоте полтора аршин от пола. Второе отверстие было таким же, но в самом низу стены, на вершок4 выше пола.