Девочка была в очень плохом состоянии. Вся в опрелостях, в потнице… Но это — полбеды. Братик сообщил, что ей уже два года. А выглядела она едва на полтора. Что же касается ее психического развития… Похоже, она отставала где-то втрое. Впрочем, возможно, причиной тому было, что в последнее время ее закармливали снотворными, говорят, нищие так делают, чтобы ребенок не кричал. Но не исключено также, что у нее был врожденный порок умственного развития — как результат материнской наркомании.
— Пока выводы делать рано. Надо провести детоксикацию, — постановила Элька.
— Ты что, серьезно? Ты возьмешься? А если она умрет? — испугалась Анюта.
— А мы проведем мягкую детоксикацию. Хороший уход, хорошая еда, молоко, соки, витамины.
— А если у нее диатез? — взвыла Анюта.
— Вот и узнаем!
— Я не умею обращаться с маленькими детьми! — Анюта чуть не плакала. И ее можно понять: столько событий в такой короткий срок, столько жизненных перемен… Тогда как она вообще никогда не была готова к каким бы то ни было переменам, пусть даже перемены были к лучшему — все равно не готова…
— Может, отдать ее Зойке? — задумалась Элечка. — Один или два ребенка — какая разница?!
— Разница есть, — вступила в разговор я. — Зойка устает на работе. Ее Верочка — существо вполне разумное, сама многое умеет, не капризничает. А эта девочка… Еще неизвестно, чего от нее ждать. Всякие сюрпризы могут быть. Вплоть до ломки. Наверное, мне нужно ее забрать… Но у меня сейчас такой плотный график! Время остается только на сон. Бросить сейчас пациентку я не имею права. И брать ребенка с собой я не могу.
— Это почему же? По-моему, если он согласился помочь Леше с побегом, то согласится и девочку у себя потерпеть, — мрачно заявила Аня.
— Нет, нет, это не выход. Мы не можем рисковать первым в Софьиной жизни романом! — замахала руками Элечка.
— Но если он ее любит, то он… — начала было Анюта.
Но Элечка ее перебила:
— Ты ничего не понимаешь! Он как посмотрит на ребенка, послушает ее вопли, увидит, как Софья мечется по хозяйству: от больной мамы к вопящему дитяте и обратно… так всякая романтика из отношений пропадет. Нет, даже обсуждать не будем. Наверное, придется мне ее взять. Родителей я в дом отдыха отправляю, а Гришенька потерпит.
— Тебе?! — хором спросили мы с Анютой.
Нет, право же, Элечка — святая! Полдня она работает в салоне красоты, полдня бегает по домам клиентов, да еще Гришеньку между делом перекидывает из школы — домой, из дома — в музыкальную школу, да еще продукты-стирка-уборка-готовка, проверка уроков, воспитательные беседы с сыном на тему плохого поведения в школе и во дворе…
— Возьму отпуск за свой счет! — с наигранной бравадой в голосе заявила Элечка.
— А жить ты на что будешь? — вздохнула Анюта.
— А с работы не вылетишь? — в один голос с ней спросила я. — Ты же говорила, что лимит отпусков исчерпан…
— Но что-то с ней делать надо?!
— Да что делать… У меня пусть остается, — вздохнула Анюта. — Я возьму отпуск за свой счет… Нет, не за свой! Я просто отпуск возьму! Мне отпуск давно полагается! А я все не брала и не брала…
И тут же, словно испугавшись собственной решимости, она вновь запричитала:
— Но я совершенно не умею обращаться с маленькими детьми! И потом, на что мы будем жить?! Тем более ведь теперь нас не трое, а… семеро!
— Деньгами я тебе помогу. У меня кое-что есть, — пообещала я.
— Я не уверена, что смогу тебе отдать, — погрустнела Анюта.
— Не заморачивайся, — отмахнулась я. — Это не в долг, а в качестве вклада… В наше общее дело.
Господи, да я счастлива была, что могу найти своим заработкам достойное применение! К тому же, несмотря на угрызения совести, я совершенно не имела моральных сил на то, чтобы взять к себе этого ребенка. Я вообще не очень люблю маленьких детей. Своих — наверняка буду обожать, а вот чужих… Я их всегда жалею. Но — не люблю. Не получится из меня всеобщей праматери — как из детолюбивой Элечки, готовой немедленно усыновить любого сопливого беспризорника.
— А я буду приходить и помогать с уходом! — обрадовалась Элечка. — И Зойку тоже призову, она у нас, в конце концов, специалист по детским болезням. Нечего ей в стороне отсиживаться. А от Софьи нам всем следует сейчас отстать. Пусть личную жизнь устраивает. Это длительный и серьезный процесс. В кои-то веки…
— Это совсем не то, что вы думаете, — покраснев, соврала я.
— Ага, ага! Может, еще скажешь, что ты с ним не спала? — инквизиторским тоном спросила Элька.
От ответа меня спас робкий стук в дверь. На пороге стоял мальчик Гоша. Как удивительно иной раз преображает человека одежда! Он казался почти хорошеньким, и личико у него было умное… Ничего общего с тем маленьким дикарем, городским Маугли, которого Костя тащил к машине.
— Если вы хотите забрать ее отсюда… То я не дам, — решительно заявил он.
— Мы не хотим… — начала было я.
Но Элечка, заговорив одновременно со мной, спросила:
— А почему?
Мальчик потупился, уставился на носки почти новых Гришенькиных ботинок, которые ему были несколько великоваты.
— Мама умерла… У Вички теперь — только я… А вы… Вы хорошие… Но чужие! — прошептал он.
— Твоя сестренка останется у меня. Ты не тревожься, — ласково сказала Анюта. — Но тетя Соня и тетя Эля — действительно очень хорошие. Им вполне можно доверять. А главное — они ведь врачи!
— Врачи! — как-то благоговейно произнес Гоша. — Врачи! Тогда вы сможете ее вылечить, да? И Лешу сможете вылечить? Ему протезы нужны… А Вику кормить пора. Я пойду на кухню, сготовлю… Можно?
— Я с тобой. Покажу тебе, как нашей плитой пользоваться и где что стоит. — Аня устремилась к дверям, видимо, решив ни за что не подпускать Гошу к запасам продуктов.
— Самостоятельный ребенок, — прокомментировала Элечка, быстро и решительно одевая Вику в Верочкины одежки. — А ты, пока Анютки нет, давай рассказывай, как там у тебя с Шереметьевым дела обстоят…
И я рассказала, в надежде на полезные советы, которые даст мне по ходу дела моя многоопытная подруга.
Надежды оправдались.
Хотя от ее полезных советов я краснела, как когда-то — в третьем классе, — когда стянула у Ники учебник по биологии и прочла там много нового и интересного про размножение млекопитающих.
Да, Элечка — человек уникальный. Она моментально нашла юриста — из числа ее многочисленных поклонников — и выяснила, что нужно для того, чтобы устроить судьбу Лешки и его подопечных. Потом позвонила мне и отчиталась о проделанной работе.
Оказалось, что сложнее всего будет с Лешкой. С Гулей — проще. Достаточно пойти в милицию и заявить, что она — беженка и потеряла паспорт. Если среди москвичей найдется кто-то, кто готов ее у себя прописать и взять на себя заботы, — проблем с восстановлением Гули в мире живых быть не должно. Другое дело — если ее ищут «хозяева», а милиция — коррумпирована… Что касается детей, то их легко усыновить. Правда, придется скрыть, что они — брат и сестра. Девочку надо объявить подкидышем. А мальчик должен сказать, что осиротел давно и с тех пор — беспризорный. Правда, нужна семейная пара, а лучше — две, чтобы усыновить и удочерить наших сироток. Одинокому человеку гораздо труднее заполучить себе ребенка! Проще родить своего, чем хлопотать об усыновлении.
Печаль в том, что на всю нашу дружную компанию супружеская пара была только одна: Зоя с Андреем. Конечно, если мы их попросим, они могут кого-нибудь из ребят официально усыновить. Но им и без того нелегко живется. Мы как-то старались оберегать Зою и, помогая ей по мере возможности, почти никогда не загружали ее нашими заботами, все решали втроем, между собой: Элька, Аня и я. Хоть Элька и мать-одиночка, хоть Анюта и сирота круглая, хоть я и потеряла самого дорогого человека, — но все равно нам всегда казалось, что Зое приходится тяжелее. Потому что работает она в госструктуре, а муж у нее — неудачник. И теперь нам очень не хотелось втягивать ее в эту историю. Достаточно с нее будет пожертвованных детских вещичек.