— Леша! — шепотом воскликнула Гуля и с ужасом воззрилась на входную дверь.
Я приложил палец к губам, сам чувствуя, как зашевелились на голове волосы — причем совсем не метафорически, в самом деле зашевелились.
А потом вдруг неожиданно нахлынула лихая яростная радость.
Ну наконец-то! Наконец-то вы добрались до меня! Не до моих родных, не до моих друзей — до меня!
Избавили меня от необходимости придумывать, как самому до вас добраться!
Я велел Гуле уйти в комнату и закрыть за собой дверь, а сам покатился на кухню. За ножами.
Ох, как же я любил в тот момент эти ножики! Особенно тесак для рубки мяса — он был самым острым и внушал доверие больше остальных. Он и будет первым.
Сжав в ладони крепкую деревянную ручку тесака, я спрятался за кухонной дверью и замер.
Далекий свет фонаря проникал в окошко и матово отражался в широком плоском лезвии моего импровизированного оружия. Я попытался оценить, как выглядит моя фигура со стороны, и невольно улыбнулся.
Маньяк в инвалидной коляске! Готовое название для дешевого ужастика.
Ну и сколько вы будете возиться с замком, ребята? Непрофессионально работаете, замочек-то простенький совсем.
Наконец дверь тихонечко скрипнула, и я услышал — нет, не шаги, не дыхание. Просто почувствовал чужое, враждебное присутствие.
Спрятавшись у самого дверного проема, я был готов к тому, чтобы выскочить быстро и неожиданно, для этого нужно было только развернуть коляску, для этого нужно было почувствовать, с точностью до сантиметра, где в данный момент будут находиться те, кто пришел, чтобы меня убить.
Их было двое. Они вошли, прикрыли за собой дверь и замерли на пороге. Слушают тишину, пытаются понять, действительно ли в доме спят.
А ведь мы и правда могли бы спать. И тогда вряд ли услышали бы тихий скрежет замка.
Тот, кто вошел первым, сделал шаг в сторону комнаты.
Замер.
Сделал еще один шаг.
Я услышал, как с тихим щелчком вылетело из крепления лезвие ножа.
Ой, ребята, неужели вы так уверены в себе, что даже не взяли с собой настоящего оружия? Вы собираетесь зарезать нас во сне? Ну конечно, к чему перестраховываться! В этом доме ребенок, женщина и инвалид. Плевое дело!
Ну, буржуйская суперколяска, не подведи!
Я резко крутанул колесо, в один момент развернулся как раз против дверного проема и в ту же самую секунду кинул тесак в горло тому, кто был ко мне ближе.
Я стоял против света и находился в более уязвимом положении, чем мои противники, поэтому наблюдать за тем, как хрипит, схватившись за горло, и оседает на руки подельщику раненный мной бандит, не было времени. Несколько мгновений — и подельщик придет в себя, прикроется повисшим на нем телом и кинет нож, а может быть, — и выстрелит. Откуда я знаю, что у него нет пистолета?
Второй бросок оказался менее удачным, легкий нож отклонился от траектории, перевернулся боком и ударил бандита в зубы.
Тот взвыл, уронил окровавленное тело и схватился за разбитый рот.
Я кинул третий нож.
Получилось лучше — на сей раз нож вошел воющему бандиту в предплечье. Тот заорал еще громче и буквально вывалился за дверь.
Щелчок. И дверь захлопнулась.
По подъезду прокатились топот, громкая ругань, и снова воцарилась тишина.
Нормально. И что я теперь буду делать с телом?
Из комнаты вышла Гуля. Тихонько подошла, наклонилась над распростертым на полу бандитом.
— Черт! Живой, — сказала она с сожалением. — Добить, что ли?
— Погоди… Свет включи.
Вспыхнула лампочка под потолком и осветила достаточно прискорбную картину.
Цыган пребывал без сознания, но, скорее всего, действительно был еще жив. Тесак хорошее оружие, но для метания все-таки не очень приспособленное. Он разрубил какие-то связки, перерезал мелкие артерии, но сонную артерию, похоже, даже не задел.
Крови, однако же, было море. Она разливалась по паркету, просачивалась в щели и уже подбиралась к входной двери.
— Гуля, тащи тряпки! — скомандовал я.
Гуля сбегала в ванную и притащила ворох какого-то белья. По-моему, это были не тряпки, но разбираться сейчас было некогда.
Одной из Стасовых рубашек мы перевязали цыгану горло, другие кинули на пол.
— Гуля, тебе придется вытащить его за дверь и затащить в лифт, лучше всего выволочь из подъезда, а еще лучше — оттащить к кустам.
— Увидеть могут…
— А что ты предлагаешь? Давай надеяться, что даже любопытные старушки и сумасшедшие собачники в три часа утра спят.
— И что их не разбудили безумные вопли того, который удрал… — добавила Гуля.
— Угу… Пойду разбужу Гошку. Поможет тебе.
Гошка, мирно спавший и ничего не слышавший, был страшно удивлен при виде окровавленного цыгана, лежащего без сознания на полу в коридоре.
— Вот это да! — воскликнул он. — Здорово вы его! Ну и ножик! Это из кухонного набора, что ли?
— Будешь помогать тащить это тело, — сказала ему Гуля, открывая дверь и выглядывая на лестницу. — Вроде бы нет никого.
Она на цыпочках вышла из квартиры и вызвала лифт. Потом они с Гошкой вдвоем взяли тело под мышки и поволокли к кабинке. К счастью, поверженный бандит не был толстяком.
Я ждал их у порога, прислушиваясь к далеким шорохам и шумам, и думал, что бандиты вернутся, застанут нас всех врасплох. Но все обошлось благополучно.
Гуля и Гоша вскоре вернулись, отчитавшись, что доволокли цыгана до ближайших кустов и там бросили.
Навстречу им никто не попался.
Потом мы сидели на кухне в темноте, наблюдая, как медленно светлеет на востоке небо, и нервно хихикали, вспоминая истекшую ночь.
Посредине рассказа о том, как она никак не могла запихнуть в лифт ноги бандита, Гуля вдруг закрыла лицо руками и разревелась.
Успокаивать ее пришлось коньяком. Да и тот помог не сразу.
— Ох уж эти девчонки, — покачал головой Гошка и сам хлебнул коньяк из горлышка.
Потом и я последовал его примеру.
А еще чуть позже мы пошли спать и спали крепко, без сновидений. Разбудила нас Софья уже после полудня, позвонив по телефону, чтобы предупредить, что будет у нас через полчаса с продуктами.
Очередной Анютин истерический звонок я восприняла почти спокойно. Привыкла, наверное. Анюта, рыдая, кричала в трубку, что вчера Стас попал под машину и что она уверена: это не случайность, а умышленный наезд. Это сделали «они». Те, кто охотятся за Лешкой. Убийцы ее деда.
Мне с трудом удалось заставить Анюту связно ответить на несколько моих вопросов.
Но я все-таки сумела выяснить, что Стас хотя и находился в тяжелом состоянии, но имеет все шансы выжить: у него было сотрясение мозга, перелом четырех ребер, разрыв селезенки и внутреннее кровотечение.
Анну Сергеевну из реанимации перевели в кардиологию: врачи считали, что прямой угрозы ее жизни уже нет, но связно рассказать милиционерам о произошедшем она все еще не могла, так как из шока полностью не вышла.
О несчастье со Стасом Анюта узнала от его сослуживца: Стас рассказал ему, что теперь живет не один. Когда из Склифа позвонили Стасу на работу, сослуживец тут же связался с Лешкой и Гулей, и Гуля перезвонила Зое, у которой Анютка временно поселилась, — поселиться у Стаса она не могла, ведь ей в больницу к бабушке нужно было бегать, а через нее могли отследить Лешку…
Мне удалось немного успокоить подругу — в очередной раз. По-моему, разговоры со мной действуют на нее как транквилизатор. Как бы не впала в наркотическую зависимость… И придется мне тогда с утра до ночи говорить, говорить, говорить, а точнее — ворковать ласково и утешительно. Но все-таки буду надеяться на лучшее: на то, что весь этот кошмар скоро закончится.
Я пообещала, что навещу Лешку с Гулей и Гошей, отвезу им продукты. Сами они не выходили, и Анюта всерьез опасалась, что бедным узникам придется голодать. Анюта целыми днями не отходила от бабушки, а уж теперь, когда еще и Стас оказался в реанимации, она и вовсе, должно быть, в больнице поселится!