Я рассеянно кивнул, прислушиваясь к сухим щелчкам выстрелов, доносившихся из зала.
— Ты с Сонькой-то… Как… По-серьезному или просто? — подал голос «просто Вася».
— А с ней не по-серьезному нельзя, — ответил за меня Виктор Сергеевич. — Ты смотри, голубь, береги ее, заботься о ней, она девка славная, можно сказать — большой души человек…
— Обидишь — найдутся защитники, — заметил Вася, хрупая огурцом.
Я снова кивнул.
Интересно, на поверхности звуки выстрелов слышны? Наверное, нет. Для того под землей тир и строили.
Ждал я Софью минут сорок. Виктор Сергеевич и Вася выпивали. Вели отвлеченную беседу. Я не понимал половины того, о чем они говорили. Наверное, какой-то свой, профессиональный сленг.
На меня они не обращали ни малейшего внимания. Неужели они не смотрят телевизор? Неужели действительно не знают, кто я такой? Прежде я такого и предположить не мог. А вот — поди ты!
Наконец вернулась Софья, окутанная кислым запахом пороха.
— Все. Обстреляла. Теперь не промажу. Хорошее оружие, — бодро отчиталась она.
Завернула автомат в свитер и уложила в сумку. Затем вытащила из кармана пачку пятисотрублевок.
— Вот, Виктор Сергеевич, возьмите.
— Куда так много? С ума сошла?! Я же тебе даже патронов не давал!
— Да так… На будущее. На развитие дела, — пробормотала Софья, отводя глаза. — Может, придут к вам детишки, у которых денег нет, а пострелять хочется… Так ведь бывает…
— Бывает, — тихо ответил Виктор Сергеевич.
Но деньги не брал.
— Сонь, давай, я с тобой пойду? — взмолился «просто Вася». — У меня свой «калаш» есть. Можно еще Женьку Еремеева позвать, втроем точно управимся.
— Нет, Вася. Я и сама справлюсь. И потом… Это не то, что ты думаешь…
— …а гораздо хуже, да? — довершил за нее Виктор Сергеевич.
— А деньги вы возьмите.
— Возьму, возьму… А когда?
— Завтра.
— Значит, послезавтра мне звонишь и докладываешься. Что жива. Если нет — начинаю искать. И доищусь. Этот с тобой пойдет? — Он кивнул в мою сторону.
— Мы пока не говорили…
— Разумеется, пойду! — мужественно вякнул я.
— Тогда с тебя и спросим, — проворчал Вася.
Они проводили нас до дверей.
Летний день после подвального сумрака казался просто нестерпимо ярким: золотисто-сине-зеленым. В такие дни особенно остро ощущаешь прелесть жизни. И так не хочется умирать…
К счастью, я обнаружил свой любимый джип неповрежденным. Никто не нацарапал неприличное слово на блестящем синем покрытии. Никто не проколол шину и не разбил стекло.
— Слава Богу! — выдохнул я, нежно оглаживая бампер. — Я боялся, что с ним что-нибудь случится.
— Только не здесь.
— А ты не боишься, что они тебя заложат? — спросил я шепотом. — Позвонят в милицию, и нас задержат за хранение оружия?
— Господи, Костя! Да у них у каждого дома — арсенал. Они же этим живут и торгуют… И потом, они — люди надежные. Своих не выдают. Виктор Сергеевич — вообще замечательный человек. Был «сыном полка» во время войны, ему всего-то лет девять было, а такой храбрый мальчик, донесения носил… Мне Дедушкин приятель рассказывал, который нас познакомил. Виктор Сергеевич при этом тире — всю жизнь. А тир еще до войны построили.
— Да ну? Слушай, ты ведь ненавидишь необразованных, вульгарных и всяких алкашей, а этот твой Виктор Сергеевич…
— Я ненавижу невежество. А Виктор Сергеевич — высокий профессионал в своем деле. Ему образование не нужно: он и так все знает. Это же разные вещи: леность мозга, от которой проистекает невежество, и отсутствие, допустим, диплома, но при наличии глубоких и полезных знаний какого-либо предмета. Его все уважают. Ну, а то, что он пьет… Так может ведь себе позволить! Как говорится, на свои пьет. И даже в пьяном виде излишней болтливостью не страдает. Конечно, Дедушка осуждал его за связь с криминалом… Но Виктор Сергеевич с этими современными мафиози дела не имеет. Он на самом деле очень принципиальный. Презирает продажную милицию и чиновников, разворовывающих национальное достояние.
— Действительно, достойно восхищения… Куда теперь? Домой?
— Нет. Перекусим где-нибудь и поедем на место.
— Уже?
— Нам осталось четыре с половиной часа. Надо спрятать джип, дойти туда пешком, все обследовать, приготовиться… Очень надеюсь, что они все-таки не станут обследовать территорию перед «стрелкой». Не представляю, как это — убегать, прятаться… Я не очень-то умею делать это. А если убить разведчиков — так ведь «стрелка» может и не состояться!
Софья достала из сумки оранжевый флакон со своей любимой туалетной водой «Трезор» и обильно обрызгала волосы и одежду. Наверное, чтобы отбить запах пороха.
— А у тебя есть памперс для лежачего больного? Или в аптеку заедем? — угрюмо спросил я.
— Не понадобится. Другая ситуация. Я же не президента США иду убивать и не на крыше Белого дома залягу, где лежать надо терпеливо, не есть, не пить и под себя ходить. Нет, у нас будет определенная свобода передвижений. А вот едой и водой запастись надо будет. Зря мы спальник не взяли…
— Ты что, ночевать там собираешься? — ужаснулся я.
— Да. Так я буду меньше беспокоиться. Пообвыкнусь, совью гнездышко… А главное — вдруг они с утра выставят охрану?
— И тогда тебе придется сражаться с целой толпой бандитов?
— Возможно.
— Тогда давай остановимся у магазина спорттоваров и купим два спальных мешка.
Что мы и сделали.
Мы неплохо перекусили в каком-то бистро и накупили с собой пирожков и минеральной воды. Софья уговорила меня купить еще шоколад и пепси-колу — для бодрости. Я впервые слышал о том, что пепси-колу можно использовать как возбуждающее средство.
— Да что ты, милый, в ней столько сахара и кофеина! Знаешь, как бодрит!
— И ее разрешают пить детям! Неудивительно, что у них после этого крыша съезжает, — возмутился я.
— Ничего. Энергия никогда не бывает лишней.
Все было так мило и весело… Словно мы собирались на пикник, а не на «последний и решительный бой».
Я снова вспомнил Венечку. Как, интересно, он готовился к своему последнему бою? Молился? Рисовал? Слушал музыку? Нюхал кокаин? Спал? Вспоминал страдания сестры и племянницы, чтобы возбудить в себе ненависть? Как он провел последние часы своей жизни? И почему он не позвал меня с собой?!
Я оставил джип в переулке, за две улицы до завода и склада. Так грустно было бросать его здесь… А вдруг найдутся вандалы, которые искалечат моего красавца? А вдруг угонят, несмотря на дорогую и сложную противоугонную систему? Я взял из бардачка темные очки и повязал на голову бандану — в надежде, что меня никто не узнает.
Не знаю, видел ли кто, как двое взрослых людей, обремененных двумя спальниками в фабричной упаковке, двумя целлофановыми пакетами с едой и одной очень тяжелой спортивной сумкой, пролезали сквозь дырку в заборе на территорию заброшенного завода. Надеюсь, что никто не видел. И никто меня не узнал. А то тут же начнут звонить во «Времечко»: как же — такая новость!
Мы долго бродили между заброшенными корпусами.
— Наверное, здесь водятся крысы. И бездомные собаки. И бомжи, — вздыхал я.
Вскоре мы нашли те самые склады. Софья бросила меня с вещами внизу, а сама полезла по хлипкой пожарной лестнице сначала на крышу склада № 4, потом — на крышу склада № 12. Наконец, она приняла решение: засаду будем устраивать на № 4. Там удобно проникнуть с крыши на чердак, а на чердаке много окон и обзор хороший. Пришлось мне лезть по этой лестнице и таскать сначала продукты, потом — спальники… Устал страшно. И еще мучила мысль о джипе, брошенном без надзора в чужом переулке.
Софья разостлала спальник, налила себе водички в пластиковый стаканчик и приняла грациозную позу.
— Жаль, почитать ничего не взяла. Ну, да так лучше. Сильнее соскучусь. А ты можешь идти…
— Да ты что?! — Меня охватил праведный гнев. — За кого ты меня принимаешь? Я что, такой трус, по-твоему, чтобы бросить тебя одну и сбежать?