- Ну, где один, там и двое. Такое случалось. У англичан целых четверо шпионов действовало на самом высоком уровне, так что двое - это ещё куда ни шло.
- Но этот малый, Котов - его-то к нам заслали или нет?
- Мне кажется, он сам сбежал. Своих ненавидит от всей души. Неприятный тип, странный - но настоящий перебежчик.
Глава 7
Молодой человек, стоявший, прислонясь к дереву, заметил с тревогой, что уже не чувствует пальцев на левой ноге. Он знал по опыту, что когда чувствительность вернется, то боль будет ужасной и не поможет даже средство, которое предложит жена, какой-то патентованный порошок, растворяемый в теплой воде. Правая нога пока в порядке, но это тоже ненадолго. Для восстановления кровообращения надо бы потопать ногами и помахать руками, но как раз это и нельзя: шумная топающая фигура под деревьями на авеню Виктор Гюго в полночь непременно привлечет к себе внимание, а Баум выразился яснее некуда: сорвешь задание - прощайся с карьерой в контрразведке. Опять наденешь мундир и куда-нибудь в пригород, на борьбу с нелегалами и дешевыми проститутками. Помня о словах шефа, молодой человек только переступал осторожно с ноги на ногу и сжимал и разжимал кулаки. Зря он не послушался жену и не взял перчатки, все дурацкие амбиции: он же контрразведчик, какие ещё перчатки? В контрразведке, дескать, служат настоящие мужики, не станут же они при шести градусах мороза напяливать перчатки и топать ногами.
Фасад дома № 148 тих. Бледный свет от уличного фонаря слегка отражается в дверных стеклах. Два окна третьего этажа освещены - это, должно быть, в его квартире. Большая, наверно, квартира - расположена по всему фасаду здания и часть окон выходит в переулок. Ну что ж, какой бы тогда был смысл взваливать на себя эдакие заботы - а у министра забот полно, если не можешь получить за это кое-какие блага?
Через дорогу от нашего наблюдателя притаился черный полицейский грузовичок - самая большая проблема, не дай Бог оттуда его заметят. Молодой человек глянул на часы - черт, ещё целых два часа до того, как его сменит Ледюк.
Две недели такой жизни - а толку никакого. "Терпение, приятель, говорил Баум, - Если бы это было просто, то зачем бы привлекать такого толкового парня, как ты? Это тонкое дело, дураку поручить нельзя."
Выходя от Баума, он всегда чувствовал себя окрыленным.
- Вот это человек! - отзывался он о начальнике, обсуждая с женой, не вдаваясь в подробности, свои планы. Но у жены было другое мнение...
- Этот твой Баум прямо тебя околдовал. Аннет подрастает, а тебя не видит, скоро вообще узнавать перестанет. Позавчера что было, помнишь?
- Помню. Я её хотел на руки взять, а она в тебя вцепилась, не пошла.
- Вот и расскажи об этом своему Бауму.
Он как раз размышлял о том, как бы это наладить домашние дела, как вдруг подъезд дома № 148 осветился, бросив желтые отблески на покрытый инеем тротуар. Отпрянув с забившимся сердцем за дерево, он услышал показавшееся громким в морозной ночной тиши звяканье замка, увидел, как отворилась дверь и вышел мужчина в длинном пальто с капюшоном. Снова звякнул, запираясь, замок. Вышедший из дома помедлил, огляделся и поспешно направился как раз туда, где стоял наш знакомец - у того сердце чуть не выпрыгнуло из груди: это был министр. Наблюдатель осторожно двинулся следом, держась за деревьями, потом, вынужденный покинуть свое укрытие, с бесконечными предосторожностями пошел шагах в ста позади министра.
- Дохлое дело, - сказал позже Ледюк, - Работать одному, ночью, в Париже - да Боже упаси! То ли ты его упустишь, то ли он тебя заметит, босс в любом случае башку оторвет.
Ледюк - человек непочтительный.
...Преследуемый свернул на улицу Леру. Молодой человек - его звали Лоран, стараясь двигаться бесшумно, добежал до угла, но замерзшие ноги слушались плохо. Он успел только увидеть, как тот останавливает такси, садится. Дверца захлопнулась, как крышка гроба, - вот и конец его карьере, он обнаружен. Хотя - откуда таксисту или тем полицейским, что караулят возле дома, знать, чем занимается рыцарь плаща и шпаги Лоран?
Такси двигается в его направлении - удача, на которую он уже и не рассчитывал. Он прямо-таки вжался в стену здания - конечно, его все равно видно, но может быть, пассажир такси смотрит в другую сторону. Главное теперь, самое главное на свете - увидеть номер такси. Но ближайший уличный фонарь - в добрых пятнадцати метрах отсюда. Машина промелькнула, набирая скорость, он шагнул на тротуар, не отводя от неё глаз. Первые три цифры 874, последняя, возможно, тоже четверка, но уверенности нет. В фосфоресцирующем свете даже цвет машины не разберешь. Но у водителя, кажется, усы. Или это только тень на лице?
- Я почти уверен - усы, - сказал он Бауму на следующее утро, - Свет был слабый, к сожалению.
Баум, к удивлению Лорана, просиял своей знаменитой улыбкой:
- Хорошо поработал, дружок. Это было непросто. Скажи жене, пусть поздравит тебя.
- Хорошо, господин начальник.
- И заодно сообщи ей, что работу придется продолжить.
- Могу я спросить, как долго?
- Конечно, спросить можешь. Сколько понадобится. А пока ступай. Посмотрим, что нам удастся выяснить в службе регистрации такси.
Эта служба, знакомая с подобного рода делами, предложила список из восьми машин и их водителей, которые подходили под описание. Алламбо, методично разрабатывая все версии, остановился на пятой машине в списке. Усов у водителя, правда, не было, зато он помнил, что посадил пассажира на улице Леру.
- Шляпа низко надвинута, - описал он седока, - Это часто бывает, знаменитость какая-нибудь рыскает, где не положено, и боится, что его узнают.
- И вы не узнали?
- Нет, я редко телевизор смотрю.
- Опишите все же, что заметили.
- Да почти ничего. Вот когда он выходил на площади Бланш - там посветлее, под утро клубы ещё работают, рассмотрел. Худой, я бы сказал, глаза глубоко сидящие, нос длинный и острый.
- А волосы?
- Не разобрал.
- Как насчет рук? Он же расплачивался...
- Кажется, золотое кольцо было.
- Вспомните как следует: было или нет? Если да - как оно выглядело?
- Тяжелое. Золотое, точно. Руки господские - белые. Расплатился быстро и ни слова не сказал. Эдакие типы всегда так - как будто мне до них дело есть, а мне наплевать.
Больше Алламбо ничего из таксиста не выудил, только ещё тот факт, что пассажир, выйдя из такси, поспешил в сторону улицы Фонтэн.
- Не такое уж скудное описание, - сказал Баум, ознакомившись, - Вполне соответствует нашему министру.
- И я так считаю.
- Теперь мы представляем себе, где он бывает: там всего-то несколько десятков дешевых ресторанчиков, баров, борделей и частных квартир.
- Все лучше, чем ничего. Просто терпение понадобится.
- Знаю.
- Покрутитесь вокруг площади Бланш. Может, он там снова появится.
Алламбо кивнул.
- Но наблюдателей по-прежнему всего четверо?
- Да.
- Могу я добавить Кальметта? У него есть опыт.
- А есть гарантия, что Кальметт не пойдет выпить кружечку с приятелями из других секретных служб?
- Гарантии нет.
- Тогда остаются четверо.
- В любом случае, - сказал Алламбо, - ясно, что Лашом всего-навсего навещает какую-то женщину. Или мужчину.
- Это как раз и подозрительно - когда человек такого ранга ходит на площадь Бланш. Мог бы получить все, что надо, в местах поприличнее.
- У каждого свои сексуальные выверты, - сказал Алламбо.
- У некоторых, - возразил Баум, окинув его недовольным взглядом.
Тот год, когда он готовился стать священником, оставил след в его душе. Может быть, тогда ему не хватило убежденности в своем призвании, но моральным критериям он никогда не изменял. Для удовлетворения собственных склонностей ему вполне хватало скромной и уютной жены, но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что даже в тихом и спокойном Версале он исключение, а отнюдь не правило. И тем не менее вполне обычные сексуальные пристрастия других людей удивляли его. Что уж такое замечательное творится на площади Бланш, раз мужчина предпочитает этот сомнительный квартал собственной спальне на авеню Виктор Гюго?