— Господин Хербст? Это Ищенко. Да-да, Ищенко. Я бы хотел, чтобы вы доложили о моем звонке госпоже Райс. Да, срочно, именно срочно. Когда мы встречались с ней последний раз, она сказала, что важнейшие шаги я должен согласовывать с ней. Сейчас именно такая ситуация.
Американский посол на другом конце трубки пришел в замешательство. Даже он не мог соединиться с Лизой Райс, когда ему захочется, тем более какой-то абориген, кандидат в президенты, а не президент заштатной страны.
— Пан Ищенко, я тоже получил от госпожи Райс инструкции помогать вам советом в рамках моей компетенции. Если вы расскажете мне в чем дело, я постараюсь быть вам полезен прямо сейчас. Райт нау.
— Мне кажется, этот вопрос, господин Хербст, мне надо решать с ней. Впрочем, она все равно вас спросит. У меня сейчас переговоры с крымскими татарами. Они обещают поддержку в обмен на независимость Крыма. Вы понимаете, я не могу им такое обещать. Поэтому…
— Почему вы не можете это обещать, я не понимаю?
— Вы имеете в виду, господин Хербст, что пообещать можно все, а выполнять необязательно… Но дело в том, что, по моим данным, крымские татары имеют отряды боевиков-террористов, которые в случае невыполнения моего обещания найдут способы заставить их выполнять. Они принудят не только меня, но и украинский народ. Так же, как это делают чеченцы в России. Поэтому…
— Пан Ищенко, этот вопрос в моей компетенции, и не нужно тревожить мелочами госпожу госсекретаря. Позиция моего государства состоит в том, что Крым не должен принадлежать России. А принадлежит ли он крымским татарам, Турции, Украине… нам все равно. Это честный ответ.
— Да, но мне не все равно! И украинскому народу не все равно, кому принадлежит Крым!
— Скажите, пан Ищенко, вы хорошо помните план вашей предвыборной кампании, который мы согласовывали в Вашингтоне? Чтобы мы могли обвинить Янушевича в масштабных фальсификациях, вывести людей на площади и захватить власть, разрыв между вами и Янушевичем должен быть минимальным, три-пять процентов. Значит, вам нужен каждый процент, каждый голос. Следовательно, чтобы получить власть над всей Украиной, вы должны пожертвовать ее частью, причем худшей частью, которая и так вам не принадлежит, которая всегда будет вам мешать. Вы никогда не справитесь с русскими в Крыму. Отдайте их татарам, они сделают все лучше вас. Вы играете в шахматы, господин Ищенко? Часто нужно отдать пешку, чтобы получить ферзя. Крым — это пешка. Отдадите его — получите все.
— Но как же целостность государства??? Я не могу…
— Еще минута, пан Ищенко, и я начну думать, что мы поставили не на того. Вы слишком долго думаете, впрочем, как и все в этой стране.
Ищенко прошиб холодный пот. Он хотел что-то сказать, но язык не слушался, а мысли путались. В конце концов на автомате он выкрикнул: «Есть!» — и выключил секретную мобилку. Пока Ищенко шел к кабинету, он десять раз проклял себя за то, что вел себя как дурак и нес чушь. Пока собирался с мыслями перед дверью, услышал, что гости оживленно беседуют и даже хохочут.
— Я вижу, вы тут уже нашли общий язык, — сказал он, улыбаясь, и сел на свое место во главе стола. — Я подумал и принял решение. Я готов обещать вам независимость.
Паращенко и Тимоченко одновременно звякнули чайными ложками и уставились на Ищенко. Мустафа Шамилев оставался единственным человеком в кабинете, на кого сказанное не произвело впечатления.
— Пан Ищенко, если вы решили, что ми идиот и нас можно надут, это не тот случай.
— Какие гарантии вам нужны? Вот пан Паращенко, пани Тимоченко, ваши люди, которые здесь присутствуют, все слышат мои слова… и…
— Этих людей мало, пан Ищенко. Надо, чтобы эти слова услышал мой народ. Мы хатим, чтобы вы абратились с аткрытым письмом к крымско-татарскому народу. Прямо сейчас, до выборов.
— Что это дает вам? — воскликнул Ищенко.
— Это оттолкнет крымских русских, — добавила Тимоченко.
— Русских вам и так не взять, мы это обсуждали, — парировал Шамилев. — А что касается официального письма, это всем моим современникам и потомкам гарантия и наказ сделат так, чтобы вы свое обещание выполнили. Вам придется эта сделат после публичного абращения, потому что невыполнение будет таким плевком в душа маего народа, который он не выдержит. Об нас и так часто вытирали ноги. Панимаете, наше чувство национального дастоинства сильно обострено… Вы панимаете, о чем я говорю?