Мне не показалось, что-то явно не так...
Гортанный рык вырывается из груди, прежде чем я злобно цежу сквозь зубы, опаляя нежную кожу синеглазки:
— Если ты сейчас же мне не расскажешь, что задумал твой блядский мозг, то я пущу тебя по кругу среди самых отмороженных любителей жесткого БДСМ! Поверь, там ты пройдешь все девять кругов ада…
Сильный хлопок прерывает мою тираду, и в дверь с грохотом вваливается полицейский отряд с направленным на меня оружием.
— Мистер Уайт, вы подозреваетесь в незаконном хранении наркотиков, физическом насилии над женщинами, а так же вовлечении их в сексуальное рабство. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?
Я не могу сдержать истерического хохота.
— Да, понимаю, — говорю сквозь смех, но веселье заканчивается, когда я притягиваю лживую шкуру к себе и болезненно сжимаю ее шею. Внутри кипит бешеное желание свернуть ее. — Бойся нашей следующей встречи, синеглазка, — рычу, глядя в сучьи глаза.
— Game over, малыш.
Она нервно отталкивает меня и торопливо спрыгивает со стола, стремительно убегая прочь. Хорошую актрису подсунул Картер. Гребаный ушлепок.
Это последнее, о чем я успеваю подумать, а потом мои руки болезненно выворачивают и надевают на них наручники. Тело непроизвольно пронзает леденящий озноб вперемешку с раздирающей яростью. Боюсь ли я? Не знаю...
Рывком меня дергают в сторону выхода, вынуждая ватные ноги двигаться на автомате, в то время как мои глаза застилает ядовитый туман. Хреновый получается конец.
18
ЯВОР
ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ
Сквозь решетчатое окно пробиваются тусклые солнечные лучи, в которых парят миллионы пылинок. И я завидую их свободе. Они словно мельчайшие звезды, переливающиеся в полуденном зное. Поднимаю руку и пропускаю лучи сквозь пальцы, ощущая легкое тепло, которое в холодной камере болезненно отзывается по всему телу.
В одночасье я обрел желанное и потерял все. Злюсь на Эстер за то, что она подобрала меня как бездомного щенка и подарила надежду, которую я не заслуживал. Меня обогрели, дали все, о чем только можно было мечтать. А я не ценил ни черта и просрал все разом...
Чем выше взлетишь, тем больнее падать. Только вот кто в двадцать лет задумывается о последствиях?
Стоит винить только себя, но не встреться мне Эстер, не состоялось бы никогда знакомства с дьяволом по имени Раймон и, возможно, я смог бы жить нормальной жизнью. Нет... не могу и не имею права винить Эс в том, что произошло. Если бы она знала, никогда бы этого не допустила. Будь проклят тот день, когда я спрятался в шкафу в кабинете отчима.
***
ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД
— Рамо, новая поставка. Зацени.
Сквозь узкую щель я наблюдаю, как Картер швыряет на стол перемотанный пакет и, разрезав упаковку ножом, высыпает на стол белый порошок. Раймон макает палец в пудру и втирает ее в десны.
— Качественный снежок, — облизывая зубы языком, скалится отчим. — Эту партию в «Лимб» и «Агонию».
— Есть еще кое-что. — Картер крутит в пальцах белую таблетку, а после закидывает в рот и, хлопнув ладонью по бокам шеи, проглатывает ее. — Этих белых шалунов, которые не отпускают двадцать четыре часа, называют мерседес[1]. Прикинь, сколько шлюх перетрахают под ними клиенты? Двойной навар: и за таблы, и за дырки. — Я делаю неудачное движение, и на меня обваливается полка. Громкий шум привлекает внимание присутствующих. — Рамо, что за херня? — Картер в то же мгновение оказывается у шкафа и рывком открывает дверь. — Ах ты сучонок! — хватает меня за шиворот и вытаскивает на середину комнаты.
— Картер! Не тронь мальчишку, — рявкает Раймон.
— Ты, блядь, не врубаешься?! Если он проболтается Эстер, тебе же первому придет пиздец! А по цепочке и всем нам!
— Явор ничего не расскажет, так ведь? — Отчим смеряет меня угрожающим взглядом. Я не успеваю ответить, как встревает Картер.
— Не-е-е, — тянет придурок, — иди-ка сюда, малец. — Схватив меня за щеки большим и указательным пальцем, он надавливает, и от боли я раскрываю рот, в которой тут же залетает что-то твердое. Картер запрокидывает мне голову и орет: — Глотай, мелкий сучонок! Будешь знать, куда совать свой нос!