— О которой тебя никто не спрашивал, — поднимаюсь на ноги, ставлю остатки посуды на столешницу и лезу под мойку за веником.
— Ты права. Прости.
От изумления влетаю затылком по так некстати выскочившему откуда ни возьмись металлическому выступу. В глазах пляшут звёздочки хронического невезения, но всё это ерунда, потому что… Он что, реально только что извинился?
Однако.
Сначала пожалуйста. Теперь прости. К такому жизнь меня не готовила.
— Чего грохотало? Вы опять решили подраться? — на кухне нарисовывается Даня, лицезрея керамические руины под ногами, полуголого друга и меня в позе рака… С метёлкой. — И что тут творится?
— Посуду хреначим. На счастье, — сгребаю всё в совок.
— На чьё счастье?
— Чьё‑нибудь. Моё. Твоё, — кивок на Демьяна. — Его. Его в приоритете. А то он какой‑то злюка. Наверное, это потому что его никто не любит.
Шутку не оценили.
— Много болтаешь, — холодно бросает тот мне. — Тебе никто не говорил?
— Бывало, да. И что шило в одном месте потерялось тоже частенько отмечают.
— Причём там оно не одно, — по‑ребячески хихикает братец. — Их там штук пять заныкано.
Дверная трель прерывает этот безумно интересный разговор.
— Иди гостей встречай, а то сейчас тебе что‑нибудь куда‑нибудь засуну, — хмуро морщу носом. — Подумаешь, чуть‑чуть гиперактивная. Мне ещё в детстве это поставили.
— Да уж помню. По восемь раз за день из луж доставали и переодевали. И зелёнку скупали упаковками, потому что вечно кое‑кто башкой вперёд с деревьев и гаражей сигал ласточкой. Кто ногу пропорол арматурой на слабо? Кровища хлещет, всю туфлю залила, та лужей растекается, а она умоляет родакам ничего не говорить. Иначе гулять больше не отпустят, — Даня продолжает вещать уже на полпути в коридор.
— Кто кого куда не отпустят? — у Киры ушки на макушке. Издалека всё слышит.
— Да есть тут одна… гиперактивная, — хмыкают в ответ, забирая заманчиво бренчащие дутые пакеты у Тимура. — Я тут подумал, может пиццу заказать?
О, пиццу брат любит. Обожает. У него на холодильнике висит целая коллекция магнитов и буклетов с номерами телефонов итальянской кухни местного российского разлива. Причём ни один не повторяется. Кто бы знал, что из роддома родители двадцать пять лет назад привезут черепашку‑ниндзя.
Ясное дело пицца в конечном итоге заказана, причём в трёх вариантах. К ней в компанию весьма гармонично вписывается суши‑сет. Следующие пару часов опустошаем купленную тару, общаемся и играем в настольные игры. «Уно», «Взрывные котята», «Свинтус». Миленько, забавно, но на «Дженго» моему терпению подходит конец.
За окном разливаются Белые ночи, а я тут тухну. Не могу. Понятно, что ребята привыкли к Питерскому ритму жизни, для них он обыден, как для москвичей прогулки вдоль вечерней Тверской до Красной площади, но для меня‑то всё в новинку! Я ещё не успела насыться этим городом!
А потому под предлогом очистить стол для Монополии по «Игре престолов», собираю пустые пивные бутылки и опустевшие пакеты из‑под чипсов, тихонько выскальзывая из гостиной. Вышедший следом Демьян ловит меня с ключом в руке, телефоном в зубах и в одном сапоге.
— Далеко собралась? — интересуется он, прикрывая за собой дверь, чтобы остальные не видели. Хм, может не всё пропало? Может сможем договориться полюбовно?
— Ммм… — строю невинную улыбочку, но с учётом сжатой челюсти получается не особо. — Не очень.
— А конкретнее?
К моему огромному облегчению, на Игнатенко снова надето максимум одежды, выпаренной и высушенной электрическим помощником, так что ко мне возвращается способность связано излагаться и не блеять.
— Прогуляться хочу. Не могу сидеть в четырёх стенах!
— У тебя и правда шило в заднице.
— Попробуешь достать? — ляпаю прежде чем мозг понимает, что такую чушь нормальные люди вслух не произносят.
— Нет. Пожалуй, оставлю всё как есть. Жди внизу. Отпрошу тебя у брата.
Эээ…
— Зачем?
Да у меня сегодня прямо день тупых вопросов!
— Чтобы за тобой с поводком не явились. Согласись, смотреться будет не очень.
— Даня хуже родителей, у которых пунктик на комендантский час и неукоснительное подчинение. Он же меня одну не отпустит.
— Именно поэтому я иду с тобой. Если не будешь снова меня топить, даю слово, постараюсь сильно не раздражать.
Вата фак???
— А как же купля‑продажа Винтерфела и Железных островов?
Игнатенко кривится. Ну да. Нужна ему больно эта ерундистика. Он в настолках вообще участия не принимал. И пить почти не пил. Всё это время без особого интереса залипал на телек, раз в пятнадцать минут выходя курить на балкон.