Грозя эпично грохнуться в обморок в проходе между яйцами и подсолнечным маслом, закупаюсь на пару‑тройку дней. На четыре пакета, если точно. Жесть. Четыре долбанных неподъёмных пакета. С которым тащусь обратно как сгорбленная кляча на смертном одре. Давненько так паршиво не было. Я болею редко, но если болею, то звоните в морг и заказывайте хрустальный гробик на колёсиках.
Слабость, ломка, правая ноздря забилась начисто, а кашель сдавливает изнутри, рвясь наружу, но если начну дохать, народ на улице подумает, что из меня выходит бес и вызовет экзорцистов. Двигаюсь заторможено. Настолько, что чёрный Гелендваген едва не отдавливает мне ноги, резко тормозя на пешеходном переходе. Из тачки выпрыгивает Демьян. Он меня преследует? Или у меня галюны на фоне недомогания? После вчерашнего я не думала увидеть его настолько скоро.
Прохожие, которым он перекрыл зебру, шипят и плюются. Громко плюются. Ядовито. Правда непонятно чего ради: чтобы получить моральное удовлетворение или пристыдить нарушителя. Если последнее, то мимо. Игнатенко у нас, это я уже заценила, гордый обладатель способности не слышать то, чего слышать ему просто‑напросто не интересно.
Что ж, и мне снова, видимо, должно быть приятно, что я в радиус его «интересов» всё же вхожу. Хотя бы на правах шибанутой родственницы друга.
— И куда тебя несёт нелёгкая? — у меня сердито отбирают ношу. — Больше некому переть пакеты?
Меня отчитываюсь за количество покупок? Дожила.
— Я ж не знала, что столько наберётся. Того по чуть‑чуть, того, того…
Не добившаяся правосудия сердитая толпа на светофоре торопливо рассасывается, гудя возмущённым роем. Новые потихоньку собираются за спиной, понимая, что не успевают. Начинают нервно сигналить машины, которым Гелик перегородил возможность повернуть. Самые нетерпеливые на низком старте и готовы выскочить разбираться.
— Садись, — Демьян небрежно закидывает сумки на заднее сидение, кивком веля мне проделать с собой тоже самое. На самом деле идти остаётся каких‑то пару минут, но с учётом того, что я еле передвигаю ластами — с радостью ныряю на пассажирское место рядом с водителем. Ловлю эффект дежавю. Вчера, после прогулки, он точно так же завозил меня домой, когда кругами мы вышли к Исаакиевскому собору, где обнаружился припаркованный джип.
Заезжаем во внутренний дворик колодца быстрее, чем хотелось бы, но и этого хватает, чтобы мозг дал установку телу расслабиться. Отяжелевшие веки прибалдели в тепле и теперь слипаются, поэтому поднимаюсь вслед за широкой спиной на четвёртый этаж чуть ли не вслепую и по стеночке.
Кое‑как вставляю ключ в замочную скважину.
— Пускай брат сам ходит в магазин. Или не набирай столько, — ругают меня, проходя в обуви вперёд и ставя всё на стол на кухне. — Тебе только тяжести таскать. Сломаешься.
Мне, несомненно, приятна такая забота, но в полной мере не могу её сейчас оценить. Не до этого. Так что вместо благодарностей лезу в маленький пакетик с эмблемой аптеки и среди упаковки тампонов, ватных дисков, жидкости для снятия макияжа и кучи коробочек с лекарствами нахожу быстрорастворимый порошок с жаропонижающим.
Мой лоб накрывает тяжёлая ладонь.
— Да ты же горишь, — присвистывает Демьян. Это он только заметил, что рядом с ним шатается ходячий труп?
— Это от страсти. Ты ж у нас мальчик‑огонь, — фыркаю я, зубами надрывая пакетик и выискивая рядом с раковиной условно чистую чашку.
У меня отбирают лекарство и болезненных тычком в спину отправляют в гостиную.
— Иди ложись.
— Чайник надо вскипятить.
— Поставлю. Иди.
— Ща, пельмени хоть в морозилку уберу. А то растают.
— ЛЕГЛА, КОМУ СКАЗАЛ!
От повышенных тонов башка ещё больше начинает ныть.
— Не ори на меня, не имей такой привычки.
— Не моя вина, что ты с первого раза не понимаешь. Попёрлась она с температурой! За пельменями. Иди. Я всё сделаю.
— Ой, да и пожалуйста, — давясь новой порцией кашля и на этот раз уже не сдерживая его, уползаю в свою, типа, комнату вызывать сатану.
Плашмя падаю на разобранный диван, утыкаясь лицом в подушку и зычно прокашливаюсь. Надо переодеться в домашнее, но у меня нет сил. Потому что это надо снова встать, взять шмотки с кресла, сесть, снять, надеть… Нет. Не могу. Всё, на что меня хватает — стащить с себя джинсы и с пинка отшвырнуть на пол. Дальше Бобик сдох.
В таком виде меня и находят, несколько минут спустя, заходя с дымящейся кружкой. А мне… мне фиолетово. Сил нет двигаться. Но надо. Неохотно принимаю сидящее положение, накидывая на коленки одеяло.