Мозг торопливо пакует чемоданы. Только что слюной не капаю, цепенея как идиотка и блуждая взглядом в паутинке рассыпанных по бледной коже родинок, в какой‑то момент соединяющихся с тонкой дорожкой, идущей от пупка и уходящей под одолженные у хозяина квартиры спортивки.
Нечестно.
Вот вообще!
И чем я крыть такое должна?
Система явно подвисла, ибо даже не моргаю. Хм, надо бы вспомнить, как это делается. Вроде надо напрячь лицевые мышцы и сделать «хлоп‑хлоп», а то глаза слезиться начинают.
Пытаюсь. Ну давай же…
Не а. Не получается.
Вот же…
— Насмотрелась? Мне можно пройти? — спускает меня с небес на землю насмешливый голос обладателя сего атлетического чуда. Бамц. Точно, у этого охренительного тела ещё ж и владелец есть. Вот же печалька вселенского масштаба. Жалко отдельно не продаётся, я бы себе подарок на прошедший день рождения сделала.
Зато ментальный подзатыльник отрезвляет на раз‑два‑три. Быстренько вспоминаю и как моргать, и как дышать, и как сгорать от стыда… Бабская деградация, бессердечная ты сука, раньше не могла жахнуть по темечку, чтоб не пришлось позориться?
— Д‑да… — ну ваще. Ещё и заикаюсь. Комбо, блин. Кошмар. Надо срочно реабилитироваться. И не смотреть. Твою мать, Радова! НЕ СМОТРЕТЬ, кому сказала!
Не придумав ничего лучше, поспешно падаю на пол, собирая уцелевшую посуду. Одной тарелке больше не помочь, другая просто чуть сколота, а от кружки с какой‑то непонятной рогатой тигрой с объёмными выпученными глазами почему‑то в области жопы (хм, а может это вовсе и не глаза?) отлетела ручка в виде хвоста. Интересно, можно ли тару считать условно рабочей или не париться и нафиг в помойку это дизайнерское недоразумение шизика?
Собираю разлетевшиеся по кухне осколки, когда передо мной опускаются на корточки, чтобы помочь. Непроизвольно вскидываю подбородок и снова теряюсь, но теперь уже в глазах, смотрящих точно на меня. Зараза. Глаза, тело, губы, ни единого прыщика на коже, красивые длинные пальцы пианиста. Внешность у него, конечно…
Такая могла бы принадлежать манекенщику. И такому красавчику в пару реально нужна «мисс Вселенная», не меньше. Даже скромная «краса России» смотрелась бы рядом зачуханной замухрышкой из села. Так что да, «загоны» Демьяна по поводу девушек очень даже обоснованы, однако это никаким образом не означает, что с «неугодными» надо вести себя последним говнюком.
Хотя говнюком ли? Ну вот такая у него манера общения, чего уж. Резкая. Пренебрежительная. Он как бы и не обязан быть для всех милым одуванчиком. Я ж тоже, в конце концов, не образец подражания, так что и судить кого‑то не имею права. Не устраивает — не общайся; хочешь попытаться наладить контакт — действуй. Всё предельно просто и не надо выстраивать проблем там, где им не место. К чему мартышкин труд?
Да и не думаю, что всё настолько плохо. Даня же как‑то дружит с ним, а выбору брата я доверяю. Да и у той же Киры особого негатива я не заметила по отношению к Игнатенко. Наоборот, она общается с ним мягко, в шутливой форме, нисколько не обижаясь, если тот отвечает грубее, чем надо или же не отвечает вовсе, предпочитая включить игнор. Более того, в её сторону было даже произнесено «пожалуйста», когда рыжику протянули деньги с просьбой купить сигарет, взамен тем, что кляклой кашей были вынуты из кармана. Пожалуйста! Это что‑то да значит.
Думаю обо всём этом и снова подвисаю, залипая на привлекательные черты. Влажные волосы не успели высохнуть и сейчас красиво спадают на лоб. Так и хочется поправить, но я пока ещё мало‑мальски себя контролирую. Эх, Томка, Томка. Дура ты бесхребетная. Хочешь пялиться на голых мужиков — купи календарь с Австралийскими пожарными и пускай на него слюни. А не вот это вот всё…
— Синяк будет, — замечает Игнатенко.
Мне требуется несколько секунд, прежде чем обработать информацию и выдать самый гениальный в такой ситуации ответ.
— Что?
— Синяк, говорю, будет.
— Где?
Один ответ шедевральней другого. Да я в ударе.
— Туда, куда прилетело.
А, да. Плечо. Оно до сих пор пульсирует, но я про него и думать забыла.
— Ничего. Будем считать, это карма. Слушай… — изо всех сил стараюсь больше не таращиться на него, поэтому смотрю вообще мимо. На пожелтевшее пятно на светлом ламинате. Словно горячей сковородкой оставили след. — Прости, что столкнула в реку. Но ты сам виноват. Не надо было меня оскорблять.
— Я не оскорблял. Я высказал свою точку зрения.