Однако, под прикрытием наших дезинтеграторов, фиолетовым гномам удается добраться до острова, и они нападают с тыла на тех Ночных, которым удалось выйти на берег. Они бросаются им в ноги, бьют их топорами из полированного камня. Ах, маленькие храбрецы… Целые гроздья человеческих тел срываются в воду. У Данте в его стихах такого не было. Он во всем искал логику…
Но в аду не может быть логики.
Припав к последнему дезинтегратору, который тоже кажется раскаленным докрасна, я стреляю, стреляю…
И вдруг становится совсем тихо.
Никто больше не лезет на дымящийся берег.
И равнина на другой стороне пустынна.
Все.
Глаза и волосы у меня обожжены. Запястья болят. Я падаю ничком на землю, и наступает ночь.
Не знаю, сколько времени длилось мое беспамятство. Разбудил меня чей-то тихий, будто поющий голос:
— Что у вас болит?
Я подняла голову и одновременно увидела и возненавидела ее. Ничто не могло быть более реальным, чем этот силуэт из белого золота и перламутра, это облако, которое парило среди искрящихся льдов и звезд, на фоне меняющегося пейзажа Гефестиона. Белая туника блестела под лучами солнца Лебедя. Гномы и эльфы толпились вокруг.
Она была похожа на водяную лилию, на мертвую звезду…
— Офелия, — сказал Морозов, лежащий, как и я, носом в песок. — Или Примавера[14]. Или я не знаю, кто. Вы говорите, следовательно, вы не привидение. Откуда вы?
Бледные, немного припухшие губы еле заметно дрогнули. Но это нельзя было назвать улыбкой.
— Издалека, — сказала она. — С планеты Соль-3.
— А эти дети?
— Я думаю, это туземцы. Или дети потерпевших кораблекрушение. Сами они этого не знают. Они называют себя «наш клан» и присоединились ко мне у пещеры с крысами на берегу. Они также называют себя беспризорниками.
— Бес… — Морозов выругался. — Но мне знакомо это название! Ведь это мой народ на Земле когда-то, в стародавние времена, изобрел его!
— А! — сказала она. — Вы тоже с Земли?
Казалось, она осталась абсолютно равнодушной к тому, что между нею и настоящей минутой простирались бездны и световые века… Но она, оказывается, уже успела излечить мои руки и мой раскалывающийся затылок и занялась ожогами электроника и ранами последнего пассажира. И никогда — да, никогда — ни Гейнц, который всегда был настоящим другом, ни последний пассажир, который относился ко мне с уважением за то, что я так здорово управлялась с дезинтегратором, не смотрели на меня так, как на нее! Они словно поглупели от восхищения!
К счастью, в этот момент раздалось какое-то сумбурное кудахтанье. Подпрыгивая на трех безобразных перепончатых лапах, какое-то несуразное существо серо-розового цвета, с раздутой шеей, приблизилось к нашей группе. Меня затошнило.
— Это ваше? — спросила я. — Увлекаетесь, что ли?
— Нет, это просто кошмарное видение.
— Это приближенный, — сказал Морозов, выбираясь из обломков. — Это примитив. И все это совсем по-земному. Красавица и Зверь, Геката и ее собаки, Прозерпина и Цербер. Улетая на шабаш, прекрасные ведьмы брали с собой лемуров… Вы возрождаете все эти мифы. Вам не холодно? — Сняв свою оборванную и обгоревшую шкуру, он галантно взмахнул ею и поклонился незнакомке.
И он мне изменил!
Именно этот момент как будто специально выбрал Лес, чтобы сесть на своем гелико посреди окружавшего нас бедлама. Начались взаимные представления: незнакомку звали Виллис. «Виллис и ее беспризорные» — Морозов объявил, что это годится для названия поэмы. Он хотел отпраздновать встречу и даже открыть по этому поводу последнюю бутылку шампанского, которую прятал среди витаминов и концентратов! К счастью, Лес вернул всех на землю. Он считал, что теперешнее затишье протянется недолго. Разбитые в открытом бою, утопленные в озере, Ночные все равно будут искать возможность отомстить. Пока он говорил, я пристально глядела на него и чувствовала, что счастлива. Но надо было драться за это, если я не хотела все потерять. Волна ярости поднялась во мне до такого уровня, что я увидела…
— А ведь под озером есть ход, — сказала я. — Единственное средство спастись — это немедленно бежать отсюда на корабле.
— Ты все это видишь, Талестра?
— Да. И как мы боремся, и как мы умираем. Но все это очень расплывчато. Это значит, что мы можем избежать всего этого.
На этот раз победа была на моей стороне! Мальчики смотрели на меня с восхищением, которое я вовсе не находила смешным. А розовое членистоногое принялось подпрыгивать, кудахча:
— Я! Меня! Я! Меня! Я одобряю!
Но голос Леса перекрыл шум. С присущими ему точностью и благоразумием он разрушил наши надежды…
— Горючего у нас хватит только на взлет, — сказал он.
Казалось, Виллис очнулась.
— Горючее? — сказала она каким-то отсутствующим голосом. — Это то, что заставляет работать двигатели? Но оно же есть… Анг'Ри, скажи им.
Самый большой из гномов заговорил. Речь его была весьма примечательной: одни сокращения, которые нанизывались друг на друга.
— Есть сломаздолет. Горюполн. Ужавно. Еще нашитцы. Раз'брали резерв' и спрят'. Надеждулететь всегда. Все умерли. Гор'ост.
— Ну вот, — сказал Лес. — Это значит, что какой-то корабль рухнул с полными резервуарами, но не взорвался, а предыдущее поколение сохранило его в надежде когда-нибудь вырваться отсюда… Я имею в виду гор'. Не смейтесь, Талестра. Мы все кончим тем, что будем разговаривать на таком волапюке[15]. Ты можешь указать нам местонахождение этого горючего?
— Конечно, могу.
Виллис думает:
Мне надо бы привести все это в прядок. В общем, мне кажется, что я нашла их — тех, кого я называю моей группой. И вот мы на Антигоне. Это еще одна планета в созвездии Лебедя. «Опять созвездие Лебедя! — сказала Талестра. — Мы никогда отсюда не выберемся!»
Целая вечность отделяет меня от Геры, от Хелла, от его смерти. Это похоже на непроницаемый саван, который я не осмеливаюсь приподнять из опасения, что зарычу от боли… Это неправда, что страдание когда-нибудь кончается, что все забывается. Мы удаляемся, вот и все. Туман времени стирает черты лица, приглушает голоса — и это самое ужасное.
14
Примавера» (Весна) — картина Сандро Боттичелли, великого художника итальянского Возрождения.
15
Волапюк — искусственно созданный язык международного общения; обычно слово «волапюк» употребляется с ироническим оттенком, как синоним бессмыслицы.