Язва

— Где Виллис? — вполголоса спросил Анг'Ри.

— С детьми и ранеными, — отвечал Морозов.

Кто-то в темном углу пещеры спросил:

— Мы отправляемся завтра?

И Айрт ответил:

— Да, если вы будете готовы. Мы с командиром Кэрролом осмотрели «Иглу», она в хорошем состоянии. Я не могу сказать то же самое о корабле, который поведет принц Валерам. Ну да ладно! Броня выдержит, а двигатели работают нормально. Этого хватит, чтобы переправить людей на Сигму.

— Вы думаете лететь прямо на Сигму?

Он слегка нахмурился:

— Нет. Этим займется командор Кэррол. А я… у меня другие задачи.

Морозов неторопливо поднялся со своего места:

— Другие задачи… Так ты нам позволишь? Мы с «кузнечиками» сейчас покинем вас: они еще слишком молоды, а я уже слишком стар. А завтра нас ждет далекий путь. Это ведь последняя ночь на Антигоне…

— Это последняя ночь… — вздохнула вся пещера.

— Это последняя…

Анна снова опустила голову на плечо Орля. Жак, бывший Ночной, поднял сразу двух самых маленьких «кузнечиков». И все они тихо исчезли, один за другим, как тени. Талестра и Айрт остались одни в середине пещеры. Наверху, в скалах, часовые, выбранные из людей равнины, перекликались вполголоса. Мерцали светильники на стенах.

— Неплохо бы прогуляться, — сказал Айрт. — Я еще не успел толком рассмотреть Антигону.

Талестра встала, потянулась и вздрогнула от ночной прохлады. Он мгновенно набросил на ее острые плечики свою космическую куртку, как будто эта проклятая планета со своими ловушками превратилась в Землю с ее старинными обычаями…

— А где Лес? — спросила девушка нерешительным голосом.

— Он должен быть на борту «Летающей Иглы»…

— Да, как всегда, — прошептала она с полузакрытыми глазами. — Объясните мне: вы в космосе все такие? Для вас в целом мире существует только это: дом, корабль, товарищи, космос?.. В самом деле, ничего другого?

— Нет, — сказал Айрт, улыбнувшись. — Есть совсем новые миры, совсем другие, есть новые зори. Есть небо, которое отражается в ваших глазах такого странного оттенка…

— Я знаю, — сказала Талестра и продолжила: — «Задумчивая, как раза, и живая, как фиалка…»

— Что вы сказали?!

Он резко остановился, схватил ее за загоревшее гибкое запястье. Талестра рассмеялась, губы ее были похожи на лепестки розы:

— Вам знакомы эти стихи? Они принадлежат древнему земному поэту по имени Данте…

— Я знаю. Кто-то мне о нем говорил.

— Пойдемте, — сказала она. — Мы посмотрим сейчас на путь в рай, который открывается перед нами…

И она побежала по платформе, с которой уже убрали дезинтеграторы. Здесь царила великая тишина, было еще темнее, чем в пещере, и девушка инстинктивно взяла Айрта за руку. Однако мало-помалу глаза их привыкли. Звезды с каким-то хрустальным блеском, оранжевое, как будто затухающее свечение солнца Лебедя производили величественное впечатление. Черные и зубчатые верхушки скал казались отпечатанными на фоне бледного диска. По всей поверхности массива светились входы в пещеры, озаренные изнутри огнем светильников: беглецы с равнины праздновали свою последнюю ночь на Антигоне.

Айрт несколько минут всматривался в эти огни:

— Как будто окна земного дома, который зовет нас… родного дома. Если я когда-нибудь увижу его, я вспомню эти огни.

— Я тоже.

Какую-то секунду они смотрели друг на друга, такие молодые и уже с такими печальными глазами. Потом Талестра неожиданно потянулась к нему, он наклонился, и их губы встретились. Лес был далеко, да и существовал ли он в какой-либо другой ипостаси, кроме обычного чистого разума борющегося ангела! Их странствие подходило к концу, он прилетит на Сигму, к тем, кого любит. Валеран тоже казался погруженным в раздиравшие его противоречия. Да и Астрид была мертва. А они сейчас выбирались из бездны, их поджидала абсолютная неизвестность, а губы их были обветренными, солеными от слез, упрямо сжатыми… И был это, скорее, не любовный поцелуй, а братское объятие, отчаянное какое-то… Айрту казалось, что он обнимает свою планетку, а Талестре — что саму жизнь.

В разгар этого поцелуя их застало чье-то незаметное появление, чей-то тихий, немного хриплый голос, который произнес:

— Талестра, Лес Кэррол тебя зовет.

Она исчезла, не сказав ни слова, как тень в свете звезды Лебедя, и они оказались лицом к лицу. В лучезарной ночи Айрт узнал ту, о которой он только мечтал, которая оказалась еще более совершенной — посеребренный овал лица, силуэт гибкой лианы, глаза цвета загадочного кристалла и белизна снега и бездны… Сердце его сжалось так. Что хотелось крикнуть…

— Вас зовут Виллис, да? — сказал он, потому что надо же было что-то говорить.

— Да.

— Та, которая сказала: «двигатели выдержат»?

— Мне кажется… да. Я так сказала.

Он хотел бы крикнуть, не таясь, что в самые тяжелые минуты его жизни она была для него надеждой и мечтой, была ближе, чем любовница или сестра… Но лицом к лицу с Виллис он был не космическим корсаром, единственным землянином, напавшим на Язву с открытым забралом, а просто юношей, который на мрачном астероиде устраивался на травке, чтобы наблюдать за кометами. А тут еще Талестра! Которой он не нужен, которая смеялась над ним, и которую Виллис застала в объятиях…

А Виллис смотрела на него, испытывая при этом ужасное разочарование. В течение долгих ночей, когда они с Талестрой вели «Скорпион», ей иногда казалось, что она говорит с Хеллом, только с молодым Хеллом, который жил до всех этих унижений, ужасов и смертей. Как будто это было близкое ей существо, которому она могла стать близкой подругой. Но это оказалось миражом, за исключением формы, правильных черт лица, вылепленных пространством… Нет, ничего не напоминало Хелла в этом незнакомом юноше (хотя у всех у них были общие черты и часто тот же нежный и горький изгиб рта). Да, оба они были астронавтами, оба искали одинаковой славы и подвергались тем же опасностям. Но у этого отсутствовала подавляющая суровость и изысканность Хелла, ему не пришлось столько выстрадать, и она не была нужна ему. Талестра… Что ж, она охотно уступала его Талестре.

Небо становилось светлее, воздух — холоднее.

Она сказала:

— Вот и рассвет.

26