Он сидит печальный, погруженный в глубокую задумчивость.
Вздыхает. С тоской во взоре говорит:
— И на французском театре дела совсем, совсем швах. Немцы уже отступили за Монтраше.
— За какое Монтраше?
— Такое есть Монтраше. Стратегический пункт.
— Но ведь немцы же отступили.
— Немцы.
— Почему же вы говорите, что дела плохи у французов?!
— А откуда вы знаете — почему немцы отступили? Может, у них был такой расчет, после которого они от Франции камня на камне не оставят.
— Однако, французские и английские газеты сообщают, что положение союзников превосходно.
— Ну, что там ваши газеты…
— А вы откуда знаете насчет Монтраше?!
— А как же! Иван Захарыч говорил.
— Послушайте, вы! Размазня треклятая. Еще когда вы говорили о денщике генерала Z — я не спорил. Но откуда Ивану Захарычу известно положение на французском фронте?! Что он, дядя Жоффра? Племянник лорда Китченера, ваш Иван Захарыч? Отвечайте вы, гнилая улитка!!
К глубочайшему сожалению, вышеизложенные вопросы поставлены распространителю в более умеренных выражениях.
— Иван Захарыч насчет Монтраше знает из верных источников. Тут, в одной технической конторе француз служит, так он его бреет. А тот, конечно, из посольства имеет все сведения…
* * *Однажды я, выслушав от распространителя печальных вестей сообщение о зверствах немцев в Смоленске, сказал ему:
— А вот я вам тоже сообщу новость из верных источников. Печальная новость: немцы навели понтоны на Иртыш, перешли его и двигаются уже на Благовещенск.
— Ну, вот! Я давно боялся этого, — обрадовался распространитель. — Что теперь только будет!
— Что будет! Вы откуда имеете это сведение?
— Мой портной, который бреет меня, покупает весь железный товар у родственника хутухты. Ну, вы, конечно, понимаете…
— Еще бы! Какой ужас, какой ужас! Семен Семеныч!
Проходивший мимо Семен Семеныч остановился.
— Ну?
— Слышали последнюю новость? Из самых верных источников передают, что Иртыш взят и немцы уже под Благовещенском.
Семен Семеныч, чрезвычайно польщенный этим сведением (он тоже распространитель печальных сведений), полетел дальше, а я схватил своего распространителя за руку и прошипел ему на ухо:
— Зачем вы ему это сказали?
— Ведь вы же мне сообщили…
— А зачем вы мне поверили?!!
— Ну, зачем же вам врать. Тем более, хутухта… который… портной…
— Я соврал!! — заревел я. — Сию секунду только и выдумал!! А вы, старый подлец, тухлая курица, уже и пошли передавать дальше! Исказили лицо по своему шаблону, да и пошли шептать на ухо!!! Генеральный штаб сообщает, что мы ведем по всей линии наступление…
— А Иван Захарыч…
— …Что на западном фронте немцев теснят…
— А у Поскудова говорили, что…
— …Немцы весенней кампании не дотянут!!!
— А у Поск… Ой, пустите, рука… больно!! Медведь…
* * *Отдышавшись, эта осведомленная гадина сказала:
— Единственное, что меня утешает — так это, что у немцев самые большие пушки — восемнадцатидюймовые. Подумайте — всего 18 дюймов… Это ведь, кажется, не больше аршина длины? Ну, что они такими игрушечными орудиями сделают?! Да у моего Кольки пушчонка чуть не аршин длины. Такое, как у них орудие любой наш солдат возьмет подмышку и убежит. Иван Захарыч очень раскритиковал эти орудия. Одно только нехорошо — немцы уже около Лермонтова… Иван Захарыч говорил.